– Угу, – только и произнес Майкл.
Она опустила руки и снова всецело сосредоточила внимание на Майкле.
Взгляд у него был жаркий, в глазах читалось некоторое подозрение. Замечательно!
Оливия надеялась, что она все делает правильно. Она приподняла юбку чуть повыше щиколотки и с невинным видом посмотрела на ноги.
– Две нижние юбки, белая с белой кружевной отделкой по краю. Затем чулки. – Она погладила себя по верхней части бедра. – Они очень гармонируют по цвету. Без узора, отделаны кружевами.
После этого она бросила на Майкла вызывающий взгляд, испортив эффект тем, что при этом сморщила нос. О, это было глупо! У нее не больше шансов соблазнить Гаррета, чем подковать лошадь.
Фыркнув от отвращения к себе, она деловито закончила:
– Корсет – это все, что осталось. И еще сорочка, но об этом вы знаете. Вот что было на мне, когда меня похитили.
Майкл поднялся и подошел к ней совсем близко.
– Думаю, этот последний ваш взгляд мне понравился больше всего.
– О чем вы говорите? – Ей пришлось вытянуть шею, чтобы посмотреть на него сейчас, когда он оказался так близко. Было такое впечатление, что она окружена им. Впечатление силы, которую она ощущала, когда он был на столь ничтожном расстоянии от нее, возбуждало и рождало трепет, но хотелось чего-то еще большего.
Он провел ладонью по ее подбородку, затем двинулся вниз, туда, где находился вырез ее платья.
– Сколько лет вы используете эту бесхитростную улыбку? Готов поспорить, что она действует почти всегда.
– Но только не сегодня. – Однако замысел срабатывает. Он собирается поцеловать ее. И очень скоро, надеялась она.
Он уронил руку и отступил.
Оливия потянулась к нему, так что ее груди прикоснулись к нему. Между ними находилось не менее пяти слоев одежды, и, тем не менее, она ощущала тепло его тела.
Она должна встать на цыпочки, если хочет сорвать поцелуй, но дотянется ли она выше, чем до его подбородка? Она села на диван, и, слава Богу, Гаррет сделал то же самое. Раньше, чем он успеет передумать, она пододвинулась к нему как можно ближе.
– Невинность – это слишком преувеличенная добродетель. Я уверена, что готова вкусить кое-какой житейский опыт.
Его рот оказался прижатым к ее губам раньше, чем она закончила фразу. О, это так чудесно – получить то, чего ты хочешь! Ощущать его повсюду, не важно, что это были всего лишь его губы на ее губах. Его страсть была под стать ее, и Оливия спрашивала себя, что может быть слаще, чем это. Все было так чувственно – рот, язык, они возбуждали каждую ее частичку.
Когда они оторвались друг от друга, чтобы перевести дыхание, она не выдержала и засмеялась.
– Это было чудесно. Так приятно. И даже более, чем приятно.
Она хотела сесть ему на колени, чтобы снова поцеловаться, но он резко встал.
– Достаточно, леди Оливия.
– Даже я знаю, что это неправда. Это только начало.
– Этого достаточно для нас с вами. Я не хочу быть человеком, который вас развращает. Не хочу и не буду. Это прозвучало так, словно он хочет убедить самого себя.
– В таком случае могу я быть человеком, который вас соблазняет?
Он сердито покачал головой.
– Вы даже не можете придумать слова, чтобы описать, насколько вы желаете меня; – поддразнила Оливия, невзирая на его мрачное выражение.
– Я желаю вас. Это правда, Оливия.
– В самом деле?
– В самом деле.
– Честно?
– С вожделением.
Она снова засмеялась.
– Я ваша.
– Не сейчас. И вообще никогда. – Майкл поднял руку, прикрывая глаза. – Это один из ваших опрометчивых порывов, Оливия.
– Вовсе нет. Я думала об этом весь день, в течение нескольких недель, возможно, с того самого момента, когда мы спали в одной кровати в первую ночь нашего знакомства. Это определенно не порыв. – Она опустила глаза и зарделась. Он в самом деле желал ее. Как бы это ни отрицал. – Я поднимусь в вашу спальню. Я останусь там до конца дня, если понадобится. Подумайте и приходите ко мне.
Она встала на диван, оторвала ладонь Майкла ото лба и поцеловала его. На сей раз это было иначе, она словно дала волю дракону, которого сжигало желание. Она расслабилась и превратилась в соблазнительницу, понимая, что победила, и желая, чтобы Майкл еще какое-то время помучился.
Когда она закончила поцелуй, он выглядел потерпевшим поражение. Она отвернулась, чтобы не видеть этого выражения лица. И почувствовала себя виноватой. Спрыгнув с дивана, она побежала вверх по лестнице.
Его кровать была аккуратно убрана. Была ли тому причиной привычка, которую он приобрел в армии, или же кровать убрала одна из горничных? Вдруг шевельнулась ревность, и Оливия постаралась убедить себя, что забота горничной о нем этим и ограничилась.
В течение долгих минут снизу не доносилось никаких звуков. Наконец Оливия услышала звук открываемой двери, а затем дверь прикрыли.
Он ушел! Она спрыгнула с кровати и выглянула в окно. Она могла бы и открыть его, но опасалась, что кто-нибудь ее увидит. Она хотела заняться с Майклом любовью, но совсем ни к чему, чтобы об этом знал весь свет.
Гаррет не поверил, думала она, распластавшись на кровати. Он еще узнает, насколько она верна своему слову. Натянув на себя одеяло, Оливия вознамерилась оставаться здесь столько времени, сколько потребуется. И с этой мыслью заснула.
Майкл был уверен, что Бог обречет его на пребывание в преисподней, если он пойдет дальше поцелуя; Бог сотворил человека и должен понимать, что Майклу этот единственный поцелуй нужен как память. Он сможет переживать этот момент так часто, как того пожелает.
Он направился в сторону Пеннсфорда, преисполненный решимости проложить границу между ним и искушением, пытаясь сосредоточить внимание на чем-то другом, а не на мысли о том, насколько провоцирующей может быть невинность.
Никогда, ни разув жизни он не хотел девственницы, не хотел быть мужчиной, который дает первый урок. В чем причина, что Оливия, в которой еще так много от девочки, с такой неистовой силой влечет его к себе?
Он не мог дать ответа на этот вопрос, что уже само по себе было редкостью. Когда он проходил мимо дома викария, входную дверь неожиданно открыл его преподобие Драммонд.
– Мистер Гаррет! Вы могли бы задержаться на секундочку и помочь мне? Я собирался послать в замок за Большим Сэмом.
Обрадовавшись, что может отвлечься, Майкл выяснил, что нужно помочь викарию освободить место для книжного шкафа. Стены комнаты были полностью заставлены шкафами. Комната была наполнена светом настолько, насколько позволял прохладный весенний день, а также стопами книг, которые находились не только на письменном и обычном столе, но и на полу, и на стульях.
