Воображение у неё действительно богатое, но пока что она не привела в качестве примера то, что было на самом деле. Дэвид открыл рот — не для того, чтобы заговорить, а чтобы просто посмотреть, что она сделает, если он попытается высказаться. Она резко замотала головой:
— Даже не пытайтесь оправдать свое поведение. Если только вы не собираетесь извиниться. Оставляю вас с вашим холодным обедом, с вашими бумагами и нелепыми россказнями о торговле, об уходе из общества и, ах да, о вашем кораблекрушении в Мексике. Я ухожу, чего, уверена, вы с самого начала и добивались.
Мисс Кастеллано вышла из комнаты, но, к его удивлению, не хлопнула при этом дверью. Наконец стало тихо, но в воздухе, казалось, еще потрескивали последние искры ее гневной вспышки. Дэвид рассмеялся. Громко.
Он рассказал ей чистую правду.
В пути она показала себя хорошей путешественницей — ни разу не пожаловалась на недомогание горничной, хотя оно должно было причинять ей большие неудобства. Он видел, как Мию задела недоброжелательность леди Белфорт, он даже заметил, что мисс Кастеллано оставила волосы распущенными, чтобы не нагружать лишний раз горничную. Памятуя обо всем этом, он сделал все, что мог, чтобы составить ей за обедом приятную компанию. И самым жалким образом потерпел фиаско.
Этот результат лишь подтвердил, что он напрочь лишен светской обходительности.
— Пусть это послужит уроком, — сказал он вслух, подин в пустой комнате.
Вместо того чтобы рассказывать ей, что он собирается построить хлопкопрядильную фабрику, что он служил во флоте и единственный выжил после кораблекрушения у берегов Мексики, по-видимому, следовало найти более подходящую тему для беседы, например, поговорить о том, какие цвета модны в этом сезоне, или даже предложить ей взять напрокат лошадь, чтобы завтра она могла ехать верхом, если ее горничной по-прежнему будет нездоровиться.
Дэвид бросил есть, снова наполнил кружку и пересел за письменный стол, чтобы продолжить работу, — по-видимому, только для этого он и годится. Первым делом он должен написать попечителям герцогства Мерион.
Дэвид открыл дорожный письменный прибор. Доставая перо, бумагу и чернила, он вспомнил, как они с Лином провели целый час, оживленно обсуждая, как подойти к попечителям с таким необычным предложением, как вложения в хлопкопрядильную фабрику. Это было после нескольких часов куда более напряженных дебатов с герцогом, которого нужно было убедить в первую очередь. Его брат относился к своей роли очень серьезно.
— Я намерен оставить поместье в еще лучшем состоянии, чем оно мне досталось, — сказал Лин. — Отец упорным трудом создал прочную финансовую основу. И я не собираюсь подрывать ее даже для того, чтобы поддержать тебя, Дэвид.
Это был не вотум доверия, на который надеялся Дэвид, и он почувствовал себя попрошайкой. Не будь он так уверен, что производство создаст еще большее богатство, чем тысячи акров земли, принадлежащей герцогству, он бы тогда же встал и ушел. Более пяти столетий мерой богатства Мерионов была земля, земля и еще раз земля. Но времена меняются, на это Дэвид и упирал.
Довод, который помог ему победить, подсказало сердце, и он знал, что если и это не убедит герцога, то дальше бесполезно и пытаться.
— Брат, будучи в Мексике, я на собственном опыте узнал, как это отвратительно — быть без средств, и какой это кошмар — находиться под властью кого-то другого, не имея представления, что принесет следующий день, живя почти без надежды. Дав работу как можно большему числу мужчин и даже женщин и детей, мы покончим с беспорядками, мы дадим им всем веру в будущее. Если из кораблекрушения и вышло хоть что-то хорошее, то это мое знание, как живут бедные люди и как им можно помочь.
Дэвид не стал добавлять, что герцогу Мериону этого никогда не понять.
Герцог кивнул, и Дэвиду даже не нужно было слушать, что он скажет, чтобы понять, что брата удалось убедить. Он видел это по его глазам, по сочувствию, прозвучавшему в голосе. Но будучи человеком осмотрительным, герцог хотел заручиться согласием попечителей.
— Лин, ты не нуждаешься в их одобрении. И я говорю это не потому, что мне лень написать письмо.
— Я считаю необходимым поставить их в известность.
Герцог откинулся на спинку стула и поднял ноги на письменный стол — это было верным признаком того, что теперь братья на одной стороне.
— Дэвид, не думай, что я намерен подключить их к этому делу. Суть в том, что никогда не знаешь, когда может потребоваться их поддержка в каком-нибудь деле, которое действительно в их власти.
— Тогда позволь обрисовать в общих чертах, что я скажу тебе и им. — Дэвид помнил, что он ходил взад-вперед по комнате, упорядочивая свои мысли. — Мой план совместной работы с Томасом Себолдом над созданием фабрики, подобной Лонг-Бэнк, просчитан на нескольких уровнях и надежен. Его фабрика приносит прибыль.
— Это главное. Интерес попечителей к выгоде уступает только отсутствию у них воображения.
— Да, но я постараюсь быть тактичнее в формулировках.
— В этом я полагаюсь на тебя. Ты можешь быть очень прямолинеен в речах, но твои письма всегда рассудительны и продуманы. — Лин не ждал каких-либо объяснений этого обстоятельства, да Дэвид и не мог бы объяснить. Герцог засмеялся, опустил ноги на пол и принял более внушительную позу. — Даже притом, что фабрика приносит прибыль, сомневаюсь, что на попечителей произведет впечатление жилье, которое Себолд предоставляет своим работниками.
— Но я ясно дам понять, что мы будем в этом вопросе непреклонны. Мы все учились у отца, на его опыте, который он приобрел во Франции во время революции. Он бы не дал нам об этом забыть. Пренебрежение к слугам или фабричным рабочим — верный путь к беспорядкам и восстаниям.
— Знаешь, Дэвид, это объясняет наши взгляды, но у Себолда не было такого опыта. Когда встретишься с ним в следующий раз, спроси, какие у него были мотивы.
— Больше всего меня заботит, согласится ли Себолд перенести строительную площадку в другой город. Как только он согласится, этот проект действительно станет нашим.
— Но мы не будем его конкурентами. Поскольку он равноправный вкладчик, его прибыли вырастут. Было бы глупостью с его стороны спорить о месте будущей фабрики, разве только место по каким-то причинам совсем не подходящее. Это место лучше! Оно ближе к Ла-Маншу, и там живет большая группа ветеранов, которым нужна работа.
— Да, да, но я хочу, чтобы ты понял один важный момент.
Дэвид выпрямился.
— Я тебя поддерживаю и скажу об этом попечителям, но если ты потерпишь неудачу, не сможешь найти оставшуюся часть денег, если Себолд откажется, тебе придется заняться чем-то другим.
Дэвид тогда согласился. Сейчас, в тишине гостиной, в его памяти настойчиво всплывало слово, выбранное братом. Неудача. Самым примечательным событием в его жизни была полная неудача флотской карьеры. Кораблекрушение было только последним, сокрушительным ударом. И он спас свою жизнь, делая именно то, что привело к краху его карьеры — не подчинился приказу и оказался единственным, кто выжил.
