Семен поведал о наших успехах по продаже шахтерам Кузбасса двадцати фур с памперсами и тампаксами. И здесь основным интересантом поставки была местная администрация, получавшая немалый откат.
Пока мама пеленала Дашу, я отозвала Семена на кухню и поведала о своей встрече в сквере. К моему удивлению, он даже не удивился. Наоборот, призвал меня не волноваться и сказал, что поедет со мной.
- Семен, дорогой! Я, конечно, вам очень благодарна, но туда мне не с вами надо ехать, а с «крышей», которой у меня нет!
- Значит, я буду твоей «крышей»! — с готовностью вызвался он.
Глядя на его невеликую плотненькую фигуру, я не удержалась и захохотала.
Семен на это не только не обиделся, но даже широко заулыбался:
- Ну вот и договорились! Теперь неси дитю выпивку с закуской! А потом садимся в машину и отвозим твою маму и Дашу ко мне на квартиру.
- Прямо сейчас? — Я, честно говоря, даже не знала, где Семен живет. Знала только, что квартиру он снимает.
- Нет, спешка нам ни к чему. Через часок. Покорми, соберись — и вперед!
- А зачем это вообще?
- Береженого бог бережет, — ответил Семен и неоригинально продолжил: — Сказала монашка, надевая на свечку презерватив.
- А что я маме скажу, как объясню наше бегство?
- Скажи, что сюда, в эту квартиру, завтра целый грузовик тампаксов привезут. Больше деть некуда. Объясни, что на складе дезинфекция от крыс и тараканов. Так что на недельку все это прямо в комнаты и в коридор разгрузят. А пока суд да дело, они у меня поживут. Ты кормить будешь приезжать. Заодно и сцеживаться придется, чтобы запас был и чтобы сломя голову к каждой кормежке не бежать…
Как оказалось, московская квартира Семена находилась в Крылатском, в доме двадцать шесть по Рублевскому шоссе. Те, кто живет в этом районе или часто проезжает мимо, знают этот типовой семнадцатиэтажный дом, окруженный совершенно нетиповым чугунным забором. Въехать или даже войти во двор можно было только через контрольно-пропускные пункты со шлагбаумами, установленными возле будок охраны. Дом принадлежал все тому же УПДК, в нем жили представители иностранных посольств и каких- то международных организаций. Там даже размещались несколько посольств каких-то нищих африканских государств. Каким образом тут поселился мой новый бизнес-партнер, было непонятно. Но спрашивать было как-то неудобно. К тому же моя голова была целиком занята завтрашней встречей, и мне было абсолютно ни до чего. Недавно отремонтированная двухкомнатная квартира была прибранной и очень чистой, но меня не покидало ощущение, что все здесь какое-то казенное и нежилое. Семен выделил нам с мамой и Дашей большую комнату, которая служила ему гостиной и кабинетом одновременно и где стояли раскладной диван и кресло-кровать. Утром он пошел в комендатуру и выписал нам временные пропуска.
Весь следующий день я была сама не своя: путала счета, невнятно и бестолково общалась с клиентами. Мы выехали на «стрелку» в шесть часов вечера. Машину вел Семен. И это было правильно — я на роль шофера в этот вечер не годилась: сердце мое колотилось от страха и от какой-то незнакомой доселе тоски. И снова перед моим мысленным взором возникла улыбка преданного мной любимого, а про себя я шептала слово «искупление». И еще, и еще: «Искупление, искупление, искупление…» Плакать не хотелось, но приводила в ужас мысль, что я, быть может, никогда больше не увижу ни маму, ни Дашу. Я с удивлением осознавала, что этот неожиданный ребенок с каждым днем занимал мое сердце все больше и больше. Еще в роддоме, когда мне дали приложить новорожденную дочку к груди и она в первый раз зачмокала моим соском, я поняла, что во мне родилось незнакомое мне доселе чувство животного обожания.
Теперь я сидела в машине рядом со спокойным до идиотизма Семеном и злилась. Да, злилась на него, что он не предложил мне спрятаться, бросить все, плюнуть на деньги, на контракты, на покупателей и на поставщиков. Этот толстячок хотел показаться смелым, захотел, видите ли, побыть «крышей», быть может, в последний день своей жизни. Я еще раз окинула компаньона с головы до ног. Трудно было вырядиться более дурацким образом — откуда он вообще взял этот старый «балахонистый» пиджак позорный даже для комиссионки советских времен? Семен и раньше-то невесть как одевался, а сейчас и вовсе напоминал потасканного местечкового неудачника. Я хотела было высказать свое раздражение вслух, но все же решила этого не делать. Какая разница, во что он одет и как выглядит! В конце концов, сегодня это единственный человек, пришедший мне на помощь! Мой единственный друг!
Асфальтовая парковка возле ресторана была вся заставлена массивными черными автомобилями, и нам пришлось припарковаться на щебенке возле хилого металлического забора, условно отделявшего ресторан «У Иссы» от шумного вонючего потока, нескончаемо струившегося по МКАД. Семен внимательно осмотрел джипы и «бумеры», после чего проверил время по своим наручным часам, и впервые за этот вечер лицо его приняло озабоченное выражение. Меня замутило от отвратительных предчувствий.
Мы вошли в ресторан и остановились возле пустынного гардероба. Внутри заведения было шумно и мерзко. Пахло горелыми шашлыками и водкой, гремел бездарный оркестр, исполнявший попеременно то минорную блатную пошлятину, то что-то надрывно кавказское. Толстые носатые дядечки обжимали в медленном, вне зависимости от исполняемой мелодии, танце белесых провинциальных девок.
Минут десять на нас никто не обращал внимания. Потом ко мне подошел огромный длинноволосый чеченец с мрачным непроницаемым выражением лица:
- Пошли! — процедил он сквозь зубы.
Вначале он протянул было руки, видимо, чтобы для порядка нас обыскать, но, увидев всю непрезентабельность нашей делегации, брезгливо пренебрег этим никчемным в данном случае действием.
Семен еще раз озабоченно взглянул на часы, недоуменно пожал печами и, сунув руки в карманы своего засаленного пиджака, пошел за бандитом. Я последовала за ним. Спустя минуту мы оказались в отдельном кабинете на втором этаже. Головорез входить не стал и вернулся на первый этаж.
За большим, уставленным шашлыками и фруктами столом восседал мой давешний знакомый, а рядом с ним — жуткого вида пожилой вайнах. Отвратительный шрам шел через вею левую сторону его лица — от подбородка до беспрестанно дергавшегося нижнего века. Зубы во рту чеченца поблескивали золотыми коронками причем золото это было темным и красноватым. Сесть нам не предложили.
- Ты с кем пришла? — вместо приветствия спросил молодой чеченец. — Это что, «крышам твоя? — ухмыльнувшись, он кивнул на Семена.
- Я партнер! — улыбнулся Семен.
- Зря! Не любит она партнеров своих, обижает, долю им не платит. Я тебе докладывал Исса, — обратился он к золотозубому, — эта милая девушка кинула двух пареньков, что к нам поступили, на сто штук грина каждого. Ребята просят нашего содействия. Условия им известны.
«Леха с Колей!» — с гадливостью осознала я но не успела проверить свое предположение. Тот, кого назвали Иссой, не глядя на нас, негромко проговорил что-то гортанное.
