Метро только открылось после короткого ночного перерыва, и я добралась до дома в полупустом вагоне.
Войдя в пустую квартиру, я, не раздеваясь, бросила сумку на пол, села на табурет посреди коридора и задумалась, идти ли мне в институт. После гибели деда Леши я пропустила достаточно много занятий и понимала, что, если мои прогулы продолжатся, я рискую столкнуться с серьезными проблемами во время сессии.
Я поступила в один из авиационных институтов. Разумеется, я предпочла бы пойти учиться в летное училище, так как моей мечтой была отцовская профессия. Однако мой пол оказался преградой на прямом пути, и я пошла по «обходной дороге». Поступила на специальность «Техническая кибернетика» авиационного вуза и рассчитывала обучаться в институтском аэроклубе, а после этого намеревалась сделать все возможное, чтобы не мытьем, так катаньем достичь цели.
Московский регион для спортивной и вообще малой авиации мало пригоден. Погода благоприятствует полетам не более ста дней в году. А порой и того хуже: за год выпадает дней шестьдесят, когда поршневой самолет может подняться выше трехсот метров над землей и не оказаться в облаке. Для обучения пилотажу начинающему спортсмену вообще нужна высота не меньше километра над уровнем земли, а то и все полтора.
Поэтому в течение первого учебного года, начавшегося, разумеется, осенью, я налетала только двенадцать часов. Для первоначального обучения я выбрала недавно привезенную в аэроклуб «Сессну-172» – в первую очередь меня устроила цена за один летный час. Американский самолетик оснащен намного более слабым двигателем, чем наши «Яки», а поэтому топлива ест в два раза меньше. Стоимость же потраченного бензина составляет примерно половину от цены урока. Нужно сказать, что первый полет мне запомнился намного лучше и ярче, чем первая ночь с мужчиной. Да и удовольствие было несравнимо большим.
Это случилось в конце сентября, когда выдались солнечные выходные, и один из клубных инструкторов вывез двух парней и меня на наш клубный подмосковный аэродром, где мне удалось целых пятнадцать минут пробыть в воздухе. Инструктор Саша даже позволил мне немного поуправлять самолетом, когда мы поднялись на достаточно безопасную высоту.
Мне тогда показалось, что все это очень просто и я уже и так могу в воздухе почти все. Говорят, это ощущение испытывают многие «перворазники». А потом наступает время тяжелой учебы, переживаний и осознания собственной беспомощности.
Кроме нас, в тот день летал молодой парень, судя по всему, казах. Он казался очень странным даже внешне. Все лицо было покорежено, очевидно, что не так давно он побывал в серьезной переделке. Даже тонкие губы его были явно сшиты, и оттого создавалось впечатление, что он все время как-то плаксиво улыбается. Происходящее не доставляло ему никакого удовольствия. Мысли его были где-то далеко. «Если человеку не нравится, то зачем он этим занимается?» – подумала я, глядя, как он карабкается в кабину четырехместного «Як-18т». На земле казаха ждал большой черный «Мерседес» с неприятного мрачного вида черным носатым человеком внутри. Неужели у этого зачуханного парня – персональный водитель? Чушь! И вообще, странные они какие-то. Но это не мое дело, в конце концов.
Думаю, я оказалась неплохой ученицей. За то небольшое время, что мне отвела погода, я научилась сама взлетать и садиться, пользоваться радио и GPS. Мне даже доверили слетать пару кругов самостоятельно, а потом, когда я приземлилась, мой инструктор и два механика несколько раз с веселыми криками подкинули меня вверх! А потом я, разумеется, побежала в близлежащий магазин. Традиция!
Кровники
В конце октября погода окончательно испортилась. Технику на аэродроме законсервировали, и мне оставалось только ждать наступления весны. Я учила теорию, тренировалась у Батыя и меньше всего времени уделяла студенческим делам. Иногда я, конечно, осознавала, что это может плохо кончиться, но... как большинство студентов, уповала на дни и ночи перед экзаменами.
За десять дней, прошедших после смерти Алексея Матвеевича, я только два раза приходила в институт, но была не в состоянии что-либо воспринимать и уходила с занятий. «Ну что же, – подумала я. – Сегодня, похоже, опять никакого проку от меня не будет. Займусь другими делами».
Я сняла куртку, кроссовки, встала и зашла в комнату деда Леши. Когда-нибудь мне все равно пришлось бы это сделать. Я впервые с той самой ночи открыла дверь его комнаты. Итак, в первую очередь нужно открыть портфель, в котором должно, по идее, лежать то, что передал деду Леше возле вестибюля метро неизвестный мне человек. Портфель был почти пуст, только в одном из трех отделений лежало два конверта: один большого формата, другой обычный, но чем-то плотно набитый. В большом пакете я обнаружила бланк благотворительной организации, помогающей семьям воинов-афганцев. Адрес на «шапке» бланка значился американский, а ниже было отпечатано приглашение на мое имя и на имя Алексея Матвеевича прибыть на встречу с руководством фонда в Бруклин. Никаких подробностей или комментариев, совершенно формальное письмо, в котором нам предлагается обратиться за визами в посольство США в Москве, приобрести билеты до означенного города и известить принимающую сторону о точном времени прибытия для бронирования отеля и составления подробной программы визита. Отдельно отмечалось, что все расходы по нашему пребыванию в США фонд берет на себя.
Я тут же подумала, что Алексей Матвеевич наверняка ожидал этого приглашения, потому что именно он потребовал, чтобы я сделала себе заграничный паспорт. Я не понимала тогда, почему он столь категорично настаивает на том, чтобы я устроила это как можно быстрее, но, разумеется, нисколько не противилась, думая, что, может быть, и сама захочу съездить на недельку в Египет или Турцию отдохнуть и покупаться в море. Конечно, мне было необходимо добраться и до родины моих предков с маминой стороны, но... я понимала, что это путешествие будет очень непростым и его необходимо тщательно подготовить. Дед Леша наверняка ждал именно приглашения в Америку, о чем-то договаривался с руководством фонда, но скрывал это от меня. Хотел сделать сюрприз, конечно!
Я пошла к себе в комнату и вытащила загранпаспорт. Сверила данные. Все они, включая номер и дату окончания действия документа, совпадали с указанными в приглашении. Значит, дед Леша этот сюрприз готовил заранее – только он мог передать мои паспортные данные.
Я распечатала второй конверт. Там лежали деньги – десять тысяч американских долларов. То есть, как я поняла, нам дали еще и деньги на дорогу.
Размышляя о полученных дедом Лешей конвертах, я вытащила из кармана куртки телефон, поставила его заряжаться и заодно включила. Сразу же послышалась мелодия «зайцев» из «Бриллиантовой руки». Звонила Маня, по сути дела, моя единственная настоящая подруга. Чудное, доброжелательное и неимоверно наивное создание. Училась Маня в той же группе, что и я. Полностью звали ее вовсе не Марией, как можно было подумать, а Манефой – весьма распространенное женское имя среди народа коми, к которому Маня и относилась. Ее семья жила в деревне в ста километрах от Сыктывкара. Вместо того чтобы отдать дочку в городской интернат, как делали многие семьи, родители поселили ее в квартире у пожилой родственницы, которая жила в Москве одна. Сын ее занимался бизнесом в Германии, и бабульке было только лучше, чтобы рядом кто-то все время был.
