Лера поглядела на толстяка сверху вниз и сказала, глядя в
упор ледяными глазами:
— А пошел ты!..
Повернулась, взмахнув волосами, пересекла приемную в два
широких шага и под остолбенелое молчание присутствующих захлопнула за собой
дверь в модельный бизнес.
В газете, где предлагали работу, Лера не нашла для себя
ничего подходящего, ведь она ничего не умела делать. То есть умела-то она
многое — готовить, убирать, вскопать огород, побелить потолок, покрасить стены,
сшить за один вечер юбку или летнее платьишко, но большому городу требовались
бухгалтеры с опытом работы, водители класса «А», штукатуры, механики,
программисты. Лера все же попыталась устроиться секретаршей или продавщицей.
Либо предлагали очень мало денег, либо обещали позвонить позже. Она продала
кое-какие тряпки, что купил ей Олег, продала без всякого сожаления, потому что
выбросила этого человека из своих воспоминаний решительно и бесповоротно.
Деньги все равно быстро кончились. И в довершение всего как-то вечером раздался
звонок в дверь, и здоровенный бугай, которому тесно было в крошечной прихожей,
грубо заявил, чтобы Лера немедленно съезжала с квартиры. В ответ на ее
заверения, что у нее договор с хозяйкой и что все оплачено, бугай сказал, что
он и есть хозяин, что оплатили ему квартиру за месяц, а сейчас уже второй на исходе
и что если Лера сейчас немедленно не свалит, он выдворит ее силой.
Когда же она дрожащей рукой набрала номер Татьяны Ивановны,
домработница ответила, что хозяйка в санатории и вернется нескоро, а насчет
Леры ей никаких распоряжений не оставили.
Возле большого магазина, набиравшего сотрудниц, они
познакомились с Риткой. Обе не прошли собеседование, но Ритка не унывала. Она
уже полтора года жила в большом городе и знала, что удача — очень капризная
особа. Они быстро подружились и сняли общую квартиру. Лера нашла работу в
магазине, потом перешла в другой. Ритка устроилась барменшей в маленьком кафе
недалеко от дома. И вот с таким трудом налаженная жизнь разлетелась позапрошлой
ночью на мелкие кусочки, которые не собрать, не склеить…
На длинном перегоне поезд разогнался. Была глубокая ночь.
Вагон спал. Лера впала в короткое тяжелое забытье, из которого ее внезапно
выбросило, как летчика из падающего самолета.
В первый момент она не поняла, что ее разбудило. Вагон был
полон обычных ночных звуков сонного дыхания, скрипа рассохшихся полок, гудения
неисправного трансформатора и постоянного, ровного перестука колес. Пассажир на
боковой полке, толстый лысый мужик в желтой майке, громко всхрапнул и
повернулся на бок.
Лера лежала, не шевелясь, и прислушивалась.
И вдруг она не услышала, но почувствовала легкое, едва
ощутимое движение. Кто-то пытался вытащить чемоданчик из-под ее головы.
Она резко повернулась, выбросила руку в проход и схватила
кого-то за руку. Рука была неожиданно тонкой и холодной. Свесившись с полки,
увидела девчонку лет восемнадцати в приличной джинсовой куртке, которая молча,
остервенело пыталась вырвать руку. Глаза воровки были полны ненависти и еще
какого-то труднообъяснимого чувства. Самым странным во всей этой сцене было то,
что она не издавала ни звука, только выкручивала руку. Вдруг она сунула вторую
руку за пазуху и вытащила оттуда опасную бритву.
— Отпусти, сучка! — прошипела воровка, выбросив
лезвие. — Отпусти, а то всю рожу располосую!
Лера, не раздумывая, разжала руку, но другой сделала заметное
движение, словно доставала что-то из-под одеяла.
Воровка увидела это движение, скрипнула зубами и попятилась,
не спуская с нее ненавидящего взгляда.
— Чтоб ты сдохла! — бросила она сквозь зубы.
— Ты же еще на меня катишь? — удивленно прошептала
Лера. Ей отчего-то страшно было нарушать неустойчивую вагонную тишину. — Я
что, сама тебе должна была чемодан отдать?
— А ты когда-нибудь ломку чувствовала? —
отозвалась девчонка, медленно отступая по проходу.
Только теперь Лера разглядела ее сузившиеся в точку зрачки,
бисеринки пота на висках, и поняла то странное выражение, которое удивило ее в
глазах воровки.
Толстый мужик с боковой полки снова всхрапнул. Лера
покосилась на него, а когда снова подняла взгляд — воровки уже и след простыл.
Лера думала, что больше не заснет, но усталость взяла свое,
и она почти сразу провалилась в душный, тяжелый сон без сновидений, одной рукой
продолжая сжимать ручку чемоданчика.
Проснулась она, когда было уже совсем светло.
Пассажиры с нижней полки пили чай, толстый мужик, все в той
же несвежей желтой майке, ел холодную курицу, с хрустом отламывая огромные
куски.
— Сколько времени? — спросила Лера проводницу,
скользившую по проходу с несколькими стаканами чая в руках.
— Двенадцатый час, скоро уже твой Владимир! Чаю хочешь?
* * *
Лера поставила чемодан на платформу и огляделась. Хотя она
не так давно уехала из родного города, ей показалось, что за время ее
отсутствия все здесь выцвело и уменьшилось. По перрону торопливо проходили
немногочисленные пассажиры, пожилая цыганка разметала пыль пестрой юбкой,
сверкала золотыми зубами, зорко поглядывала по сторонам — где что плохо лежит.
Поравнявшись с Лерой, проговорила низким гундосым голосом:
— Позолоти ручку, молодая-красивая, все тебе расскажу,
что было с тобой и что будет!
— Проваливай, тетка! — огрызнулась Лера, быстро
нагнулась и на всякий случай покрепче прихватила чемодан.
— Зря не хочешь, — зашипела цыганка. — Сама
себе навредить можешь! Большие неприятности на свою голову накличешь! Плохие
люди на тебя зуб имеют…
— А ну, проваливай! — Лера сжала зубы и
замахнулась. Про плохих людей она все и так знает.
Цыганка презрительно сплюнула, подобрала юбки и
величественно удалилась, что-то бормоча под нос.
— Девушка, такси не надо? — тут же подкатился
потертый дядька в кожаной кепке. — Такси недорого…
Сначала она хотела и его отфутболить, но потом представила
трясущийся допотопный троллейбус, который еле ползет от вокзала через весь
город, вспомнила плечи и локти его раздраженных пассажиров, набивающихся на
каждой остановке, как сельди в бочку, и со вздохом спросила:
— Недорого — это сколько?
Дядька назвал цену, действительно смешную по сравнению с
Москвой и Питером, и, хотя денег у нее оставалось совсем мало, она согласилась.
Таксист потянулся за чемоданом, но она помотала головой и прижала его к груди.
— Как скажешь… хотел же помочь…
Через пять минут они ехали по ее родному, до боли знакомому
городу, только Лере казалось, что здания как-то уменьшились, улицы сузились,
даже самый воздух изменился, став каким-то плотным и пыльным. Мимо окон машины
пролетели старые церкви, Дмитриевский собор, Золотые ворота, потом потянулись
уютные двухэтажные домики, такие же, как сто лет назад: первый этаж оштукатурен
и выкрашен зеленой или голубой краской, второй — бревенчатый или обшитый
вагонкой, яркие ставни, резные наличники, веселые ситцевые занавески на окнах,
герань и бальзамин. Между домами аккуратные дощатые заборы, крытые ворота, на
которых восседает непременный кот, намывает мордочку, свысока поглядывая на
прохожих и проезжих.
