Услышав неразборчивое мычание, Лера повернулась в другую
сторону. Мосол приближался к машине, помогая идти Николаю. Тот с трудом
переставлял ноги, прижимая левую руку к животу. Между пальцами этой руки
проступала кровь. Немой подвел Николая к открытой дверце, бережно усадил его на
заднее сиденье.
— Садись за руль, — с трудом проговорил Николай
сквозь сжатые зубы, — нужно отсюда быстро смываться… в нашем распоряжении
не больше нескольких минут…
— Ты продержишься? — Лера вопросительно посмотрела
на своего спутника.
Он утвердительно опустил веки.
Времени на раздумья не было. Лера выскочила из машины,
открыла переднюю дверцу, вытащила мертвого Толика на дорогу и села на его
место. Немой устроился рядом с ней. Выжав сцепление, Лера рванула с места.
— Нам в таком виде… дальше ехать нельзя.. — едва
слышно выговорил Николай. — Скоро пост… сейчас… будет… поворот направо…
Свернешь, там через шесть километров — грунтовка… по ней… доедешь до дома… там
можно будет отсидеться…
Лера молча кивнула. Вскоре действительно показалась
отходившая вправо от шоссе дорога. Она свернула на нее, покосилась на Николая:
— Эта?
Но он ничего ей не ответил. Лицо мужчины было
мертвенно-бледным, глаза закрыты. Николай потерял сознание.
Лера прибавила скорость. Она опять от кого-то убегает,
уходит от погони, это уже стало нормой. Каждый нерв напряжен, воля собрана в
кулак, и она продолжает бороться. Вскоре от главной дороги ответвилась
обещанная грунтовка, обсаженная густыми кустами шелковицы. Лера свернула на
нее, и через несколько минут впереди показался высокий глухой забор, над
которым возвышалась красная двускатная крыша двухэтажного дома.
Резко затормозив перед воротами, Лера вышла из машины и
нажала установленную на калитке кнопку. Тут же за забором поднялся бешеный лай,
как будто кнопка вместо звонка включила собак.
Лера беспокойно покосилась на машину: Николай был очень
плох, и каждая лишняя секунда могла стоить ему жизни. Она еще раз нажала на
кнопку.
— Ну кто там трезвонит? — раздался за воротами
грубый, хриплый голос.
Калитка распахнулась, за ней стоял крупный, пузатый мужчина
с зажатой в зубах трубкой, в резиновых сапогах и длинной кофте домашней вязки.
Под мышкой у него было зажато ружье, а в руке он держал поводок, на котором ярилась
огромная кавказская овчарка.
— Кого там черт принес? — проревел мужчина, окинув
Леру неприязненным взглядом. — А ну, проваливай! Мы нищим не подаем и
прохожих в дом не пускаем!
— У него кровотечение сильное! — выкрикнула Лера,
чтобы перекрыть лай овчарки. — Он умирает!
— Одним подонком меньше будет, — равнодушно
отозвался хозяин. — Я сказал — проваливай, или Акбара спущу!
Лера отступила на несколько шагов, оглянулась на машину,
словно ища поддержки. И неожиданно поддержка пришла. Из машины выбрался немой и
забормотал, размахивая длинными руками, как мельничными крыльями.
— Мосол? — удивленно проговорил хозяин дома и
прикрикнул на собаку:
— Акбар, тихо! К ноге!
Собака по-прежнему клокотала от ярости, но прекратила лаять
и прижалась к ноге хозяина. Немой ткнул рукой в сторону машины и громко,
горестно замычал.
Человек с собакой подошел к машине, заглянул в нее и хлопнул
себя по ляжкам:
— Черт, он же совсем плох! Что ты мне сразу не сказала?
— А вы меня слушали? — огрызнулась Лера.
— Некогда препираться, — отмахнулся мужчина и
бросился открывать ворота, — подъезжай к крыльцу, скорее!
Лера подвела машину к самому дому и заглушила мотор. Хозяин
легко, как ребенка, вытащил Николая из салона и понес его в дом. Собака бежала
рядом, все еще рыча и взлаивая от возбуждения.
— Акбар, место! — прикрикнул хозяин, укладывая
Николая на обеденный стол, со звоном полетела и шлепнулась на пол какая-то
посуда, и повернулся к гостям:
— Мосол, вон чайник, вскипяти воды! А ты будешь мне
помогать! Руки помой!
— Вы врач? — мимоходом спросила Лера, намыливая
руки и судорожно тыркаясь в прыгающий носик рукомойника.
— Нет, — огрызнулся хозяин, выколачивая
трубку, — но никого лучше поблизости все равно нет. И ни один настоящий
врач его в таком виде не примет. Увидит свежий огнестрел и сейчас же побежит в
милицию. Тем более кличка у меня подходящая — Хирург. Так что выбирать не
приходится.
Он достал из шкафа острый, как бритва, складной нож,
тщательно вымыл его, протер водкой. Другим ножом разрезал одежду Николая. Лера
смоченным в водке бинтом протерла края раны, закусив губу, чтобы справиться с
подступающей дурнотой.
Внезапно Николай открыл глаза и уставился на нее, не мигая.
Зрачки его были удивительно расширены, и от этого глаза казались гораздо
темнее, чем обычно. Губы его шевельнулись, словно он что-то хотел сказать, но
не раздалось ни звука.
— Он… он смотрит, — прошептала Лера, покосившись
на Хирурга.
— Ну смотрит, — отмахнулся тот, поднимая
нож, — очень хорошо. Значит, живой еще!
— Вы так и будете резать — по живому?
— Мне еще с тобой возиться? Ладно, влей ему водки,
легче будет! И сама выпей, если хочешь, а то еще в обморок грохнешься!
— Не грохнусь, — ответила Лера, крепче сжав зубы.
Он еще ее не знает! Она поднесла к бескровным губам Николая
налитый почти до краев стакан, начала осторожно вливать водку. Раненый пил
жадно, как воду. Часть водки пролилась мимо, потекла по подбородку. Лицо его
немного порозовело, глаза посветлели.
— Хорош, — проговорил Хирург, — больше
нельзя. Приступаем!
Он развел края раны обычным пинцетом. Лера старалась не
отводить взгляда, чтобы быть полезной.
— Промокни рану тампоном, — скомандовал
Хирург. — Мне ничего не видно!
Лера промокнула кровь сложенным в несколько раз бинтом,
подала Хирургу продезинфицированный нож. Он осторожно погрузил лезвие в
кровоточащую рану, повозился в глубине, перехватил пинцет и сильно дернул. Лицо
Николая резко побледнело, глаза закатились, но он не издал ни звука.
— Вот она, — Хирург бросил на стол сплющенный
кусочек свинца. — Ну вот, главное позади.
Важные органы, кажется, не задеты. Только крови много
потерял.
Он посыпал рану белым порошком из стеклянного флакона и
повернулся к своей ассистентке:
— Давай иголку, будем зашивать!
«Я выдержу, — беззвучно шептала Лера. — Я не
покажу им свою слабость! Я докажу…»
Она, собственно, и сама не знала, что хочет доказать и,
главное — кому. Этому крупному пузатому человеку с сильными крестьянскими
руками и замашками мясника? Или бесчувственному, с закатившимися глазами
Николаю? Или немому, застывшему у притолоки и внимательно наблюдающему за
операцией? Или Акбару, забившемуся под стол и едва слышно поскуливающему?
Скорее всего, себе. Именно себе она хотела доказать, что может переносить
зрелище чужих страданий и крови. Пока что ей это удавалось. Пока все в норме.
Если конечно не думать, что было бы, если бы на месте Николая оказалась она
сама.
