Он выругался и навалился на нее всем весом. Внезапно в
памяти всплыло жуткое воспоминание — как насилует ее долговязый убийца с кривым
лицом, насилует после того, как убил Лешку, и перед тем, как убить ее. Она
воочию увидела перед собой его страшную ухмылку, почувствовала его отвратительный
запах…
Тогда ее парализовал предсмертный страх, и если бы не
подвернувшиеся под руку ножницы, все было бы кончено. Сейчас на нее накатила
страшная, неукротимая ярость. Но бешенство было холодным, глаза не заволокло
пеленой, напротив, все чувства обострились, она даже стала гораздо лучше видеть
в темноте.
— Не смей! — зарычала она. — Не смей меня
трогать, подонок!
Но он уже ничего не слышал. Желание застило ему глаза и
заложило уши. Он прижал ее к полу так сильно, что она не могла сдвинуться с
места. Однако она и не думала сдаваться. На миг Калмык освободил ее руку, и
тотчас она полоснула его ногтями по шее и плечу. По тому, как он взвыл, она
поняла, что этот прием был удачным. Он перехватил ее руку и сжал так сильно,
что едва не хрустнула кость. Но от ярости она не почувствовала боли,
вывернулась и укусила его в щеку. Она почувствовала, как рот наполняется его
кровью, и тут он так сильно дернул ее за волосы, что в глазах потемнело, и она
невольно разжала зубы.
— Стерва! — прошипел он. — Ах ты…
Своим обострившимся в темноте зрением она видела, как из-под
руки у него по щеке течет темная кровь. Она почувствовала, что он больше не
испытывает никаких желаний. То есть желание у него есть — убить ее на месте.
Без труда она сбросила его с себя и встала. Он тоже поднялся, вытер щеку полой
рубахи и теперь наблюдал за ней, прикидывая, куда бы ударить.
— Слушай, ты, летун чертов! — сказала она, глядя
на него сверху вниз. — Это ты в небе можешь распоряжаться, а на земле я
сама себе хозяйка! Ты сможешь меня взять, только если убьешь. Живой я не дамся.
Но буду бороться до конца. Так что гляди, как бы тебе какой важный орган не
повредить — глаз там или еще чего. Как без глаза летать станешь?
И уставилась на него в упор ледяными глазами.
Он первый отвел глаза, крякнул и ушел. Лера вздохнула,
поглядела наверх, и яркая звездочка подмигнула ей одобрительно.
* * *
— Пора вставать, — негромко проговорил
склонившийся над ней Калмык. — Скоро рассветет!
На этот раз он не отваживался к ней прикоснуться. На нем был
свитер, который закрывал царапины на шее, щека залеплена пластырем. Лера
сделала вид, что ничего не заметила.
У нее болела рука, да на бедре были, кажется, синяки, но
недосуг их рассматривать. На плитке уже кипел чайник. Мосол тоже встал, Николая
до самого последнего момента не беспокоили.
Лера сама разбудила его, принеся кружку растворимого кофе и
бутерброды. Николай повернулся к ней, спустил ноги с постели.
— Ты куда? — попробовала она остановить
его. — Тебе нужно лежать! Поешь, а потом Мосол тебя понесет!
— Хватит валяться, — прервал ее Николай, —
мне гораздо лучше! Я могу сам идти.
Он действительно выглядел гораздо бодрее, чем накануне.
Самостоятельно поел, потом побрился, привел себя в порядок. Тем временем Калмык
и Мосол сложили в рюкзаки необходимые вещи и приготовились к отправлению. Лера
с интересом наблюдала за ними и гадала, куда они собираются идти: площадка, на
которой они находились, казалась абсолютно неприступной, особенно для тяжело
раненного Николая и для девушки, ни разу в жизни не бывавшей в горах. Однако ее
спутники не выказывали никаких сомнений. Спрашивать о чем-нибудь бесполезно,
Лера знала по опыту, все равно ничего не ответят. Она знает, она привыкла.
Когда все были готовы, Калмык открыл дверцы платяного шкафа.
Лера с удивлением наблюдала за ним.
Пилот наклонился, отодвинул какой-то скрытый засов, и задняя
стенка шкафа отодвинулась в сторону. За ней обнаружился темный, узкий тоннель,
уходивший в глубь горы.
Калмык включил мощный фонарь, осветил тоннель и двинулся по
нему вперед, сделав Лере знак идти следом. Она отметила, что это хорошо, что он
впереди, а не сзади. О случившемся ночью они не сказали друг другу ни слова,
остальные тоже никак не прореагировали на залепленную щеку. Немому было все
равно, а Николай был озабочен более серьезными делами. Однако Лера все же
опасалась мести со стороны Калмыка и ждала от него неприятных сюрпризов.
Она пригнулась и вошла в темный проем, Николай, прихрамывая,
двинулся за ней, Мосол поддерживал его, замыкая шествие. Когда все вошли
внутрь, он обернулся и закрыл за собой потайную дверцу.
Тоннель, по которому они шли, был узким коридором,
вырубленным в толще скалы. Он немного шел под уклон, в то же время забирая
вправо. Низкий потолок заставлял путников пригибаться, пахло сыростью, как в
погребе, местами с холодных стен капала вода.
Они шли так минут двадцать, неожиданно Калмык выключил
фонарь.
Только тогда стал виден далеко впереди свет.
Скоро этот свет сделался ослепительным, и путники выбрались
на освещенный утренним солнцем горный склон. Перед ними раскинулось глубокое
ущелье, по дну которого струилась едва различимая с высоты речка. Чуть ниже
того места, где они стояли, по склону проходила узкая крутая тропинка.
Противоположная сторона ущелья была покрыта сверкающими в солнечных лучах
потоками черных камней, словно черные ручьи стекали с горной вершины.
— Обсидиан, вулканическое стекло! — пояснил
Калмык, проследив за взглядом Леры.
Немного отставший Николай вышел из тоннеля, опираясь на
плечо немого. Он выглядел уставшим, но держался уверенно.
Вдруг Мосол тревожно замычал и взмахнул рукой. Калмык
застыл, прислушиваясь, и затем озабоченно проговорил:
— Вернемся обратно в тоннель! Летит вертолет, надо
переждать.
Только теперь Лера расслышала отдаленный звук мотора.
Все четверо вернулись в устье тоннеля, укрытое от
посторонних взглядов нависающей над ним скалой, и замерли в ожидании.
Звук постепенно приближался, нарастал. Наконец из-за скал
вылетела огромная винтокрылая машина. Она медленно пролетела мимо затаившихся в
пещере спутников. Казалось, до вертолета было рукой подать. Неожиданно машина
зависла, в окне кабины показалось напряженное лицо солдата, который внимательно
осматривал склон. Время, казалось, застыло, как древнее насекомое в янтаре.
Наконец вертолет чуть накренился и плавно полетел к дальнему
концу ущелья.
— Пограничники, — прошептал Калмык, — делают
ежедневный облет. Больше они сегодня не вернутся.
Дождавшись, когда шум мотора стихнет за горным склоном,
путники выбрались из укрытия и двинулись по каменистой осыпи вниз, к тропинке.
Мосол поддерживал Николая, почти тащил его на себе, Лера шла вполне
самостоятельно, хотя спуск был тяжелым и никогда прежде ей не приходилось
ходить по горам.
