Долговязый ткнул ее в бок пистолетом, схватил за плечо,
поволок в коридор, потом в спальню, швырнул на кровать.
Скорее бы все кончилось! Скорее бы этот подонок получил свое
и дал ей хоть минуту покоя!
Но он не спешил. С гнусной ухмылкой стащил с нее джинсы,
разорвал блузку, навис над ней, обдав отвратительной смесью запахов — перегара,
чеснока, немытого тела…
— Сейчас, красотка, сейчас, ты меня надолго
запомнишь! — прорычал он, срывая лифчик и стискивая грудь. — Хотя…
долго не получится, долго ты не проживешь!
Она попыталась отключиться, чтобы ничего не чувствовать,
уйти в небытие, затаиться там, переждать. .. но подлое сознание не хотело
слушаться, наоборот, все чувства удивительно обострились. Она слышала хриплое,
возбужденное дыхание насильника, чувствовала его тошнотворный запах, краем
глаза видела смятые простыни, тумбочку возле кровати, сложенную вдвое газету,
ножницы…
Ножницы?
Она выбросила в сторону руку, осторожно скосила глаза на
долговязого подонка. Он ничего не видел, ничего не сознавал, его мутные глаза
заволокла тусклая пленка похоти.
Она нащупала пальцами отделанную перламутром рукоятку,
подтянула ее к себе… ножницы скользнули к краю тумбочки и едва не упали на пол.
В последний момент она поймала их и сжала в ладони. Выдохнула и резко ударила
туда, откуда исходило похотливое хрипение и мерзкий запах, вложив всю свою
ненависть, все отвращение в этот удар. Ножницы вонзились во что-то мягкое, и
она продолжала давить на них, пока не услышала отвратительный хруст. В ту же
секунду ее обдало густой горячей кровью, и она почувствовала тот же сладковатый
приторный запах, которым была полна квартира когда она нашла Риту.
Насильник дернулся и откатился в сторону. Из его горла
торчали ножницы, и кровь била короткими сильными толчками. И с гадливым
любопытством она заметила, что в эту самую секунду подонок кончил, так что в
его угасающих глазах боль и удивление смешались с животным наслаждением.
Еще не успев перевести дыхание, она вскочила, оттолкнув его,
кое-как натянула на ходу джинсы, торопливо нашарила на полу одежду, принялась
натягивать ее, но тут же спохватилась, что есть дело более срочное, перескочила
через кровать к стулу, на который насильник повесил свою куртку, трясущимися
руками обшарила ее.
— Ты скоро? — раздался за дверью недовольный голос
Мурата. — Давай быстрее, нас ждут!
Руки не слушались ее, она задыхалась, косилась на дверь,
из-за которой в любую секунду мог показаться второй убийца. Наконец она
нащупала револьвер, подняла его, судорожно вспоминая, как Лешик, рисуясь перед
ней, снимал такое же оружие с предохранителя…
За дверью послышались мягкие осторожные шаги.
— Ты скоро? — повторил Мурат, и в голосе его
прозвучала настороженность.
Она наконец справилась с предохранителем, раздался сухой
щелчок, и, с трудом удерживая тяжелый револьвер двумя руками, она направила его
на дверь.
Дверь негромко скрипнула и приоткрылась. За ней показалась
небритая щека Мурата, и в это мгновение палец Леры дрогнул на спусковом крючке.
Выстрел показался ей оглушительным, револьвер рванулся, так что она едва не
выронила его, но человек за дверью удивленно ахнул и повалился вперед, как
подрубленное дерево. Она еще раз нажала на спуск, почти не целясь, и на этот
раз попала в стоявшую на шкафу хрустальную вазу. С жалобным звоном ваза
разлетелась на мелкие куски. Лера выстрелила еще несколько раз, но все пули,
кроме первой, летели мимо — в стенку шкафа, в проигрыватель, в розовый торшер с
цветочками по ободку.
Однако первого, случайного выстрела оказалось достаточно.
Мурат лежал вниз лицом, не подавая признаков жизни.
Комната была полна пороховым дымом.
На лестничной площадке хлопнула дверь, послышались чьи-то
шаги, вниз по ступенькам, потом все снова стихло.
Только тут ее заколотило.
До нее дошло, как близко к ней была смерть. Собственно,
смерть уже пришла за ней, но в последний момент передумала или обозналась, и
забрала вместо нее этих двоих. Впрочем, они всегда ходили по лезвию бритвы, для
них рисковать своей жизнью было так же естественно, как дышать, пить или есть.
Это была их профессия, точнее — образ жизни. Такой у них был обмен веществ.
Наверное, не рискуя своей шкурой, эти двое не чувствовали бы радости жизни.
Вот и дорисковались. Сегодня им явно не повезло, карты легли
не в их пользу. Зато ей, Лере, удивительно повезло. Она выиграла самую большую
ставку — жизнь.
Впрочем, игра еще далеко не закончена, судьба еще запросто
может отыграться. Может заново запустить колесо рулетки. Дверь может снова
открыться, пропустив еще двоих убийц. Или троих. Хотя ей хватит и одного. Не
может ведь везти бесконечно.
Внезапно она увидела себя со стороны — полуголая,
измученная, перемазанная чужой кровью, с дымящимся револьвером в руках…
уязвимая, беспомощная, жалкая. Единственное, на что она была способна,
единственное, что ей оставалось, — бежать, бежать как можно скорее и как
можно дальше. Бежать и затаиться где-нибудь в тихом, безопасном месте. Если для
нее еще осталось безопасное место.
Но для того чтобы убежать, убежать достаточно далеко, нужны
деньги.
Она в одних джинсах заметалась по квартире, попыталась найти
их, но не нашла — то ли их у Лешки и не было, то ли он их хорошо спрятал, зная,
среди каких людей живет, то ли она после всего случившегося просто плохо
соображала.
Тогда она бросила эти попытки, торопливо умылась, косясь на
входную дверь и каждую секунду ожидая, что она снова скрипнет, впуская в
квартиру смерть. Ей мучительно хотелось снова принять душ, смыть с себя этот
мерзкий липкий запах насильника со своего тела, но она побоялась потратить на
это драгоценное время, поспешно оделась, схватила сумку, покидав в нее свои
жалкие пожитки, и бросилась прочь из этой ужасной квартиры. По дороге она
наткнулась на Лешку — мертвый, он показался ей не таким омерзительным, как
прежде, при жизни, и в сердце даже шевельнулось что-то вроде жалости. Все же
какое-то время он был, ее любовником, жадным, изворотливым, недалеким, но он
был ее мужчиной. Но она усилием воли напомнила себе, что именно он втянул ее в
этот бесконечный кошмар, из которого пока не видно выхода, и что не прошло часа
с тех пор, как он снова предал ее, и перешагнула через него, как через груду
грязного белья.
Выскочив на лестничную площадку, она замерла и прислушалась
— по лестнице кто-то поднимался. Она хотела уже взбежать на верхний этаж и
пересидеть там или попытаться уйти через чердак, но в это время снизу донесся
глухой старческий голос:
— Одно меня беспокоит, Коля. Ты всегда покупаешь
двадцатипроцентную сметану, а это вредно для твоих сосудов. Нужно покупать
пятнадцатипроцентную.
Она перевела дыхание и медленно двинулась вниз, стараясь
выглядеть и вести себя, как нормальный человек. Ниже этажом она разминулась с
парой стариков, возвращавшихся из магазина. Как всякие долго прожившие вместе
люди, они были удивительно похожи, и на мгновение где-то в глубине души она им
позавидовала. Старики проводили ее удивленным и испуганным взглядом.
