Тот вытянулся по стойке «смирно» и выпалил:
– Неизвестным науке способом!
– Вольно! – рявкнул Рубен. – Где служили?
– Проходил срочную службу на эсминце
«Противоударный»! – рапортовал техник, слегка расслабившись. – Так
что все правила техники безопасности соблюдены строжайшим образом, и никак не
могу понять, как такое случилось!
– А все-таки что произошло?
– Ее шею захлестнуло проводом… то есть гирляндой… и тут
от сотрясения со стойки сорвался тяжелый трансформатор, натянул провод… и –
кранты!
– Что кранты – это понятно. Непонятно только, как такое
могло получиться. Такое впечатление, что кто-то устроил самую настоящую
ловушку…
Рубен Романович внезапно взглянул на Тину и спросил ее:
– А что вы обо всем этом думаете?
– Я? – удивленно переспросила Тина. – При чем
тут я?
Как и накануне, под пристальным взглядом этого человека она
почувствовала себя крайне неуютно, как будто в самом деле была в чем-то
виновата.
– А действительно, при чем тут вы? – Рубен Романович
продолжал сверлить ее взглядом. – Почему мы с вами встречаемся буквально
каждый день? Вам это не кажется странным?
– Да оставьте вы меня в покое! – вдруг со слезами
в голосе вскричала Тина. – Что вы ко мне привязались? Я вообще за ней шла,
могла и я так же… под потолок…
– Муромцева! – тут же рядом появилась Эльза
Михайловна. – Прекратить истерику! Характер свой перед любовником
показывать будешь! Немедленно возьми себя в руки! Мало мне этого… – она раздраженно
кивнула на тело Лены, – так еще ты будешь из себя оскорбленную невинность
строить…
Это было последней каплей. Человек только что умер ужасной
смертью, и ни у кого не нашлось не то что доброго, а хотя бы сочувственного
слова. Зрители восприняли смерть модели как жуткое, будоражащее кровь
развлечение, корреспонденты – как сенсацию, дизайнер – как досадное неудобство,
а все остальные просто остались равнодушными. Эльзе же вообще наплевать, ей
лишь бы был порядок и все ходили по струнке.
– Фашистка, – с ненавистью прошипела Тина. –
Эльза Кох! Тебя бы саму так подвесить – вот все обрадуются!
– Что-о? – Эльза стала похожа на свою знаменитую
тезку, очевидно, та именно с таким лицом отдавала приказ сдирать с людей кожу
живьем. – Ты за это ответишь! – Она занесла руку для пощечины, и Тина
поклялась мысленно, как только рука окажется рядом с лицом, впиться в нее
зубами, а там будь что будет.
Но в это время поднятую руку Эльзы перехватил Рубен
Романович. Он сжал сильно, и было видно, как Эльза морщится от боли.
– Не мешайте работать, – сказал он, –
отойдите в сторонку.
И отодвинул ее от Тины.
– Потом поговорим, – сказал он, – ты пока
успокойся.
Он сморгнул и отвернулся от Тины, как будто разом утратил к
ней всякий интерес. Зато Эльза из-за ее спины посмотрела с такой ненавистью,
что едва не прожгла дыру на коллекционном платье многообещающего дизайнера, как
выражались журналисты. Впрочем, презентация провалилась, и на месте богатого
папы Тина ни за что не дала бы больше денег своему сыну. Тина отступила в сторону
и тут же попала в крепкие руки Сержа.
– Ничего, детка, – шепнул он, – ничего, все
прошло…
Серж! Неужели это он установил смертельную ловушку для Лены?
Она подозревала его в смерти Алисы, видела, как он вынул из сумочки флакон
духов и болтала об этом направо и налево. Он всюду вхож, вертится везде, всех
знает, все к нему привыкли… И Мухин что-то видел – возможно, он хотел
поговорить с Тиной, чтобы предупредить ее… А Серж Мухина хорошо знал, он сам
говорил. Но как же тогда Леонид со своими ботинками?
Тут Тина осознала, что Серж аккуратными движениями убирает с
ее лица макияж.
«Не может быть, – подумала она, закрыв глаза, –
так не бывает, чтобы человек с такими руками был способен на убийство. Я не
могу в это поверить…»
Через некоторое время Тина спустилась по лестнице, вышла на
улицу.
Присутствовавшая на показе публика уже разъехалась, но перед
крыльцом еще крутились несколько репортеров, надеявшихся сфотографировать
кого-то из участников трагедии. При появлении Тины они защелкали фотокамерами.
Тина отвернулась, подняв воротник плаща, и прибавила шагу.
Ее машина была припаркована в двух кварталах, но она не успела до нее дойти:
рядом с ней притормозил черный «ровер», дверца распахнулась, и хорошо знакомый
голос проговорил:
– Садись, Принцесса!
– Дядя Бо! – обрадовалась Тина. – Ты как
здесь оказался?
– Что, так и будем разговаривать через дверь? Садись,
садись!
– Но как же моя машина…
– Не волнуйся, ее подгонят. У меня есть доверенный
человек. А мы сейчас поедем ко мне, я же вижу, что тебе нужна помощь. Что неудивительно.
Представляю, что ты сейчас пережила!
– Все-таки, дядя Бо, как ты здесь оказался? –
повторила Тина свой вопрос, устроившись рядом со стариком на переднем сиденье.
– У меня много клиентов в модной индустрии, –
уклончиво ответил тот, отъезжая от тротуара. – Много клиентов и много
источников информации. Но разговор сейчас не обо мне, разговор о тебе… ты очень
неважно выглядишь, Принцесса!
– Гораздо лучше, чем Лена Сумягина! – отозвалась
Тина, откинувшись на спинку сиденья и полуприкрыв глаза.
Рядом с дядей Бо она сразу почувствовала себя гораздо
спокойнее, увереннее.
– Раз ты можешь шутить – дело не так уж плохо!
Через двадцать минут они стояли перед дверью его квартиры.
Дядя Бо достал связку ключей, открыл сначала первую дверь,
маскировочную, потом вторую, швейцарскую.
В прихожей их уже поджидал Ришелье.
Приветственно мурлыкнув, кот потерся сперва о ноги хозяина,
потом о Тинины. При этом на ее джинсах остались белые волоски.
– Линяет, – озабоченно проговорил дядя Бо. –
Вроде и витамины ему даю, и свежую травку, и питание покупаю самое лучшее… надо
будет показать его ветеринару!
Он помог Тине снять плащ, проводил ее в гостиную.
– Подожди минутку, Принцесса! Сейчас я сварю кофе…
Квартиру наполнил божественный аромат свежесмолотых кофейных
зерен.
Тина, как всегда, забралась в кресло с ногами, свернулась в
нем клубочком. На столике перед ней стояли старинные фарфоровые часы. Вспомнив
свое любимое детское развлечение, она протянула к ним руку, повернула тайную
пружинку.
Часы пробили семь раз, и ворота замка распахнулись.
Первым из них выехал всадник, фарфоровый рыцарь в
позолоченном шлеме с опущенным забралом, за ним вышел, опираясь на палку,
сгорбленный монах в коричневом плаще с капюшоном, следом за монахом – купец на
сером ослике в нарядной сбруе…
