— Я бы предпочел увидеть самого Никола.
— Ну, извините!.. Однако услышать его вы услышите, только давайте присядем. Мне кажется, на этих обрубках можно устроиться и вдвоем. Вы ведь знаете, что ваш генерал перешел в эсператизм?
— Припоминаю…
— Герцог, вы очень похожи на безбожника, что делает ваше подвижничество особенно ценным в глазах Создателя. Если Он существует, разумеется. Не смотрите на меня так, я не знаю ответа, но мой друг Оноре верил всей душой. Святой ни на миг не усомнился, что Адриан, Эсперадор Адриан, пребывает в Рассвете, а тот веровал не сильней герцога Алвы, уж это-то я знаю точно.
Поймите: претерпеть временные неудобства ради последующей награды могут многие — контрабандист ради барыша, затянутая в корсет кокетка ради мужских восторгов, ходящий в обносках подмастерье ради будущей аптеки или кондитерской. Чем лучше их верующий, что изнуряет свою плоть, твердит молитвы и жертвует на храм, чтобы пройти в Рассветные врата? Ничем. Тот же, кто отдает жизнь благому делу или малым сим, не только не думая о воздаянии, но и не веря в него, служит Любви и Милосердию, а значит, Создателю. Он и войдет первым в Рассвет. И очень удивится…
— Вы в самом деле так думаете?
— Иногда, но оставим это, иначе я никогда не исполню просьбу вашего Никола. Признаться, до ваших слов о красной звезде я колебался. Как и вы, я не считаю найденную цепь доказательством гибели ее хозяина, а брат мой во Ожидании просил передать вам свое признание, только если он умрет.
— Тогда я не хочу ничего слышать!
— Вы не правы. Именно сейчас вы, как ни в какое другое время, поймете, простите и забудете. Когда — заметьте, я говорю «когда», а не «если», ваш генерал вернется, между вами не будет стены.
— Ее нет…
— Для вас. Карваль бьется об нее с осени. Если б не это и не Адрианова исповедь, он вряд ли перешел бы в эсператизм.
— «Адрианова исповедь»? Что это?
— Я вам потом расскажу, если вы не поймете сами. Никола Карваль был отличным офицером, но его сперва перевели из Торки в Тронко, а потом вышвырнули вон. Он лгал, когда говорил, что не нюхал пороха.
— И что с того?
— Вы слушайте. Капитан Карваль решил добиваться справедливости. Доберись он хоть до Алвы, хоть до Манрика, Талиг имел бы сейчас отличного полковника, но Ги Ариго дал бывшему подчиненному письмо к кансилльеру. Карваль понял, что его выбрали в помощь Анри-Гийому, много позже. Штанцлер повернул дело так, что, получив место капитана Эпинэ, бывший офицер почувствовал себя обязанным.
— Старая сволочь! Я о…
— О Штанцлере. К счастью для Талига, он был более труслив, нежели честолюбив, но забудьте о нем. Карваль увяз в заговоре, втянув в него и брата. Ваш дед был более смел и упрям, нежели умен, но капитану из ординаров старый герцог казался великим. Мекчеи удалось с помощью Талига оторвать Алат от Уэрты, Анри-Гийом решил сделать то же, но опираясь на Гайифу. Уразуметь, что алаты с агарийцами несовместимы, а талигойцы несовместимы с гайифцами, герцог Эпинэ не мог. Восстание усиленно готовили, и его главой ваш дед видел вас, и только вас.
— Я знаю.
— Только не то, что вам предстояло очень быстро умереть. Этого старый герцог не знал. Штанцлер объяснил Карвалю, что внук Анри-Гийома ни на что не годен и при первом же появлении королевских войск бросится к Савиньякам, примирения с которыми хочет его мать. Довести дело до победного конца предстояло Карвалю, вам же отводилась роль мученика и жертвы. Ваша смерть на чужбине от руки убийцы послужила бы сигналом, и вас собирались убить, когда у Талига возникнут сложности еще и с Каданой, но Анри-Гийом почувствовал, что умирает, и пожелал проститься с единственным внуком. Нарушить последнюю волю в самом деле обожаемого человека Карваль не смог. Он не только пошел против Штанцлера, но и рискнул любимым братом, хоть и не верил в ваше возвращение; тем не менее вы вернулись.
Заговорщики растерялись, и тут им невольно помогли Мараны, донесшие на вас властям. Мало того, ваша тетка, обоснованно не доверяя Райнштайнеру, подбила вас на побег и послала следом убийц. Карвалю оставалось позволить им сделать свое дело, перерезать драгун, повесить Маранов, разгромить Сэ и предъявить сподвижникам ваш труп. Последнее не удалось.
— Я поехал не той дорогой…
— Почему?
— Смешно сказать, но мне стало страшно въезжать в рощу.
— Я бы не сказал, что это смешно. Восстание началось, вы его возглавили и оказались очень неплохи, но Карваля это не устраивало.
— Если Никола мне не верил, он был прав. Я хотел увести повстанцев в Ургот и сдаться Алве.
— Примите мои поздравления, это был единственный выход, однако Карваль вас не подозревал. Он просто хотел стать первым и попытался им стать, но ваша лошадь очень кстати споткнулась…
— Шуэз!
— Карваль. В вас стрелял ваш тогда еще капитан, решивший свалить убийство на человека, пытавшегося прекратить мятеж. Вот этих-то своих выстрелов генерал Карваль и не может себе простить.
— Когда… Когда он раздумал… меня…
— Как ни странно, когда помогал вам скрыть убийство, совершенное вашим сюзереном. Карваль жалеет лишь о том, что не прикончил еще и самого Ракана.
Кровь и мозги на полу, досадливо-виноватый взгляд Альдо, спокойное до отрешенности лицо Никола и решение. Единственно возможное. Отвратительное, Неизбежное.
— Я почти не вспоминаю ту ночь, ваше высокопреосвященство, но, когда все кончится, она мне будет сниться. Люди, которые мне поверили: старик, мальчишка… Потом мы пытались не дать убить другого паренька, это было уже в Олларии, и я отступился. Я боялся, что меня заподозрят и мне не удастся… сдать город Савиньяку.
— А ведь вы мне сейчас исповедуетесь, — мягко заметил Левий. — Святой Адриан, к слову сказать, отпустил бы вам все ваши грехи. Солдаты долго верили, что Адриан перед боем слышит их разговоры, читает в душах и дарует прощение, а мальчик у оврага вам не приснится. Он жив, здоров и сейчас в Лэ, но Карваль пощадил его отнюдь не из жалости: нашему другу хотелось понять, что происходит…
— Жив?!
— Да, и я намерен его расспросить. Юность невинна далеко не всегда. Убитый Альдо гоган взял с собой тех, кого почитал надежными, в том числе и сына своей сестры. Так вы поняли, что Карваль пытался убить вас и убил Шуэза?
— Да…
— Это последнее, в чем генерал себя винит. Насколько я понимаю, он узнал, что на Колодезной пожары, и отправился туда вместо вас, желая сжечь свою вину. Умирать он не собирался, но на всякий случай доверил мне свой секрет. Кажется, вас ищут…
Но искали не Робера, а Левия. Мэтр Боннэ прислал сказать, что беженцы беспокоятся. Нет, не из-за погони, они верят Проэмперадору, а из-за близости развалин, про которые говорят очень нехорошо. Кое-кто хочет уйти, стража не пускает, и унять недовольных не получается.
