Через минуту она вылетела оттуда с выпученными глазами, моля
Бога, чтобы никто не увидел ее на лестнице, и радуясь, что не сняла перчатки.
***
Я не спеша брела домой от метро. В последнее время я совсем
перестала спешить. После смерти Людмилы мной овладела какая-то апатия, ничего
не хотелось делать. Я через силу ходила на работу, через силу занималась
домашними делами. Единственным существом, кто действовал на меня благотворно,
был внук Ромочка. Поэтому вечера мы проводили с ним вместе, а его родители
хозяйничали, если можно так выразиться. Однако в этот вечер дети ждали меня на
улице с коляской. Оказывается, им надо было идти в гости, а я забыла. Мне вручили
Рому, и дети помчались к метро. Внук сладко спал, даже соску выплюнул, поэтому
я решила прогуляться еще немного вокруг дома. Потом я вспомнила, что Лизавета
крикнула на бегу, что в доме нет хлеба, и решила перейти дорогу, чтобы забежать
в магазин.
Зима в этом году была снежная, а снег в наших окраинных
районах убирают редко, естественно, что коляска забуксовала. Я рассердилась,
налегла на нее всем весом, коляска стронулась с места, мы вылетели на скользкую
мостовую, и тут отвалилось заднее колесо. Колесо от Ромкиной коляски — это
кошмар моей жизни, оно всегда отваливается в самый неподходящий момент. Колесо
катилось прямо под надвигающийся грузовик, а на нас с Ромочкой по встречной
полосе летел «мерседес». Чуть ли не на весу потащила я коляску через дорогу, не
надеясь на совесть водителя «мерседеса». Сверхъестественным усилием мы
перебрались через снежные заносы и остановились перевести дух. На оставшееся на
дороге колесо я взглянуть не решалась — ведь его переехал грузовик. Во мне
поднималась ужасная злость на зятя — столько раз просила его починить колесо у
коляски! Он каждый раз послушно кивал и тут же выбрасывал из головы эту мысль.
Есть два типа мужчин. Одни всегда со всем соглашаются,
другие все отрицают. Валерик со мной выбрал соглашательскую политику. Что бы я
ни попросила, как бы я его ни воспитывала, он всегда вежливо улыбался и
говорил:
— Да, Наталья Евгеньевна… конечно, Наталья Евгеньевна…
обязательно… — и забывал о моих поручениях тут же.
А поскольку я не могла его контролировать и понукать, потому
что вечно пропадала на работе, дело оставалось не сделанным. Скандалить и
поносить зятя в открытую я не хотела, потому что он все же муж моей дочери и
отец Ромочки. А то они разведутся, и я буду виноватой.
Пока я стояла, с тоской пытаясь сообразить, что же мне
делать, ведь коляска на трех колесах да еще по снегу вряд ли поедет, кто-то
тронул меня за рукав. Передо мной стоял ангел-избавитель в образе лохматого
знакомого с таксой Ромой в одной руке и с колесом от коляски в другой.
— Вот, — сказал он, — оно почти не погнулось.
От умиления я прослезилась и погладила такса Рому по
головке. Его хозяин уже сидел на корточках и пытался приладить колесо.
— Там такой шпенечек! — молвила я.
Лохматый издал какое-то нечленораздельное шипение, из чего я
поняла, что шпенечек он нашел, и тот успел оцарапать ему палец. Кое-как
приладив колесо, мой спаситель сказал, что до дому мы доедем, а там надо все
сделать как следует. Тут я заметила, как он морщится и зажимает руку носовым
платком, и на снег даже капнула кровь. Порез был глубоким, да еще колесо
грязное, это чревато неприятными последствиями.
— Вам надо домой, руку перевязать! — заволновалась
я.
— Успеется, — отмахнулся он, — и вообще, это
левая рука, нерабочая. А вы одна до дому не доберетесь, я вас провожу.
Тут мы сообразили, что идти нам в одну и ту же сторону, и
засмеялись. По дороге домой, пока мы осторожненько проводили коляску между
сугробами, мой новый знакомый успел рассказать мне, что тещу отправили в
больницу, состояние не очень тяжелое, но недели две она там пробудет. И теперь
он вынужден мотаться сюда каждый день, чтобы гулять с таксой, потому что, с
одной стороны, у тети соседи новые, незнакомые, а другие сами хоть и приличные
люди и Ромку любят, но сын у них великовозрастный оболтус, так что ключи от тещиной
квартиры доверять им никак нельзя. А еще к теще в больницу надо ездить хоть
через день.
— Вас же двое, — удивилась я, — жена может в
больницу съездить.
— Один я, — вздохнул он, — так уж получилось,
жены нет, а теща есть.
— Простите, — смутилась я, — она умерла…
— Да не то чтобы, — лохматый досадливо махнул
рукой, — в общем, нет ее, и все, мы разошлись.
Ничего себе, с женой разошелся, а тещу опекает. Я все больше
симпатизировала этому человеку. Он снял темные очки и грустно на меня
посмотрел. Синяк стал бледно-желтым и уже не так бросался в глаза. Но сам он
был какой-то поникший, верно, и впрямь замотался.
— Идемте к нам! — решилась я. — Я перевяжу
вам руку и напою кофе. Или чаем, если вы кофе не пьете.
— Сейчас, зимой, пью, потому что встаю не рано.
Интересно, что же у него за работа — сезонная, что ли?
— Я художник, — сказал мой новый знакомый, —
предпочитаю работать при дневном свете.
— Правда, художник? Настоящий? — задала я глупый
вопрос.
— Правда, — улыбнулся он. — Может, помните,
лет пять тому назад была такая выставка, «Тринадцать», так вот я один из этих
тринадцати — Пятаков моя фамилия.
На выставке «13» я, как ни странно, была, потому что Лизка
тогда еще и не помышляла о замужестве и у меня была куча свободного времени.
Помню и фамилию — Пятаков, но вот работы… Чтобы уйти от скользкой темы, я
решила представиться.
— Давайте знакомиться, а то я не знаю, как вас
называть.
— Пятаков Владимир Иванович.
Я хотела представиться просто про имени, но, вспомнив, что я
бабушка, сказала церемонно:
— Наталья Евгеньевна, — хотя по имени-отчеству
меня никто не называл, кроме зятя.
Когда мы подъехали к парадной, Владимир Иванович что-то
застеснялся.
— Как-то — неудобно так к вам, да еще с собакой, ваш
муж…
— Муж, муж, — ворчливо ответила я, — у меня
такой же муж, как у вас жена — нет его. Зато у меня двое охламонов детей и внук
Ромочка. Но сейчас дома никого нет, так что проходите.
Под внимательным взглядом соседки тети Дуси мы пронесли
коляску к лифту, втиснулись в него всей компанией и приехали на наш шестой
этаж. Кавардак, который мои дети устроили в квартире, собираясь в гости, не
поддается описанию. В их комнате валялись вперемешку игрушки, Лизкина косметика
и колготки. На кухне в раковине была горой свалена грязная посуда, эта дрянь не
удосужилась ее помыть за целый день. И в довершение всего в ванной на
стиральной машине валялся использованный внуком памперс и вонял. Ну устрою я
Лизавете!
Владимир Иванович, однако, особого изумления не выказал,
подхватил своего такса на руки и отправился в ванную мыть ему лапы и животик. Я
успела выбросить благоухающий памперс, а сама занялась внуком — вытащила его из
коляски, развернула, переодела, достала рожок с Лизкиным сцеженным молоком и
накормила. После того как мы привели в порядок каждый своего ребенка, у меня появилась
возможность заняться моим гостем. Руку ему я забинтовала слишком сильно, но он
терпел и не возражал. Пока я возилась на кухне, начерно разгребая завал с
посудой, Владимир Иванович не стоял над душой, а спросил у меня отвертку и за
пятнадцать минут починил это чертово колесо. Такс Рома шумно осваивался в нашей
квартире, успел спереть у внука погремушку и стянуть покрывало с кровати.
