— Мне нужны чайные, тот букет!
Чайных не было ни у кого вокруг, и у Кристинки тоже. Чайные
розы очень капризные, плохо стоят, зимой с ними беда.
— Тоже мне, сокровище, — фыркнула
Кристинка. — Ненормальный вы, что ли! Такой страхолюдный букет всем вдруг
понадобился!
Настойчивый покупатель вздрогнул, сунул голову в окошко и
зашипел:
— Продала? А ну говори быстро, шалава, кому отдала
букет!
В голосе его было столько злобы, что Кристинка даже
испугалась поначалу, однако быстро опомнилась — она в ларьке, а он снаружи,
кругом люди, что этот ненормальный может ей сделать? Кроме того, Кристинка
сильно обиделась на то, что ее назвали шалавой, хоть это и соответствовало
действительности.
— Ты, старый козел, пошел отсюда! — спокойно
сказала она покупателю. — Нет тут твоего букета.
Хоть она и разговаривала с ним недопустимо грубо, что-то
подсказывало ей, что мужчина не будет устраивать скандал. И верно, тот
опомнился, посмотрел просительно, потом вытащил из кармана сотенную и сказал:
— Я Свете платил за букет триста, тебе бы тоже столько
дал, но если скажешь, куда дела букет, эта — твоя. — Он показал сотенную.
Кристинка оживилась:
— Давно бы так, а то обзывается. Мужик тут приходил,
такой лохматый. — Она покрутила руками. — Выбрал тот букет, говорит,
его даме он очень понравится.
— Давно был?
— Минут семь.
— Говори толком — мужик молодой, старый?
— Помоложе вас будет, но не молодой.
— Одет как?
— А я помню? — огрызнулась Кристинка, но странный
тип помахал перед ней сотенной, и она стала добросовестно вспоминать: — Без
шапки, куртка не то синяя, не то серая, мне из окна не разглядеть было, росту
вроде среднего… да все равно вы его не догоните!
— Не твое дело! — Мужчина сунул Кристинке деньги и
очень быстро побежал к метро.
Глядя ему вслед, Кристинка пожала плечами.
***
Я — бабушка. Не подумайте, что я этим хвастаюсь, потому что
мне тридцать восемь лет, а внуку два месяца. Этакое свинство устроила мне,
естественно, собственная дочь, ей сейчас восемнадцать. Девка она у меня выросла
красивая, но не то чтобы глупая, а с ленцой, даже не то чтобы с ленцой, а
слишком спокойная. Как-то ничего ей в жизни не надо, ждет, что все само собой
придет и получится. А когда это в жизни все само собой выходило? И раньше-то
такого не было, а уж в наше время и подавно.
Как я уже говорила, дочка у меня удалась — высокая, волосы
хорошие, темные, глаза яркие, белозубая. Внешностью она вся полностью в мою
свекровь — красивая была женщина, земля ей пухом, но, не в пример дочери,
работящая. А зато характер у дочки папочкин, то есть моего бывшего муженька —
все бы ему на диване лежать да телевизор смотреть. Долго я боролась с дочкой.
Пробовала искоренить папочкины недостатки, но гены есть гены, против природы не
попрешь. Поэтому я смирилась.
Десять классов Лизавета закончила, это верно, но об
институте не могло быть и речи — у меня бы не хватило ни физических, ни
моральных сил, чтобы заставлять ее учиться пять лет.
Продавщицей в магазин я отдавать ее не хотела: проторгуется
— навесят все на нее. А мне потом выплачивать, поэтому я потихоньку
пристраивала Лизку работать под своим присмотром. Сама я за последнее время где
только не работала. Вообще-то когда-то давно я работала в государственной
организации и считалась программистом, но, скажу честно, не очень хорошим. Во
всяком деле нужен талант, это бесспорно. Чтобы никому из нас,
женщин-программистов, не было обидно, нас сократили всем отделом, а дальше
каждая устраивалась, как умела. У меня не было ни крутого мужа, ни влиятельных
знакомых, ни даже любовника, который бы меня содержал, а была только
дуреха-дочка, камнем висящая на шее; правда, был еще любимый человек, но об
этом после.
Куда только я ни пыталась приложить свои силы! Работала
рекламным агентом в бесплатной газете — ездила по различным фирмам и предлагала
им заказывать у нас рекламу. Была агентом по недвижимости. Распространяла
газеты, торговала косметикой и канцелярскими принадлежностями. Собирала подписи
на выборах в городское Законодательное собрание. И всюду пыталась пристроить с
собой Лизавету, но у нее плохо получалось.
Любимое времяпрепровождение моей дочери — сидеть перед
зеркалом и расчесывать свои длинные волосы. Не могу не признать, что вид в
зеркале достаточно приятный, но нельзя же заниматься этим целыми днями, просто
нарциссизм какой-то! И пока я билась как рыба об лед, пытаясь заработать денег
на еду и одежду в жуткой суете и беготне, меня вдруг осенило — Лизку надо
выдать замуж заграницу! Неужели не найдется иностранца, который не клюнул бы на
этакую красоту! Подыщем какого-нибудь немца или шведа. Норвегия тоже, говорят,
вполне приличная страна, найдем по брачному объявлению, через агентство, все
законно, многие молодые женщины сейчас так делают! А одна дочка моей знакомой
вышла за латиноамериканца — и тоже все довольны! Характер у моей Лизаветы
уживчивый, спокойный, язык она уж там, на месте, как-нибудь выучит, куда
денется. И будет дома сидеть, детей воспитывать, мужа любить, ни к чему другому
она не приспособлена. А я уж тут как-нибудь одна проживу. Тем более в последнее
время появился шанс найти постоянную работу. В одном издательстве уже давно
давали мне делать компьютерные наборы — вводить и редактировать тексты. Только
раньше это было от случая к случаю, но в последнее время у меня появился шанс
работать там постоянно.
Теперь надо только подождать, пока Лизавете исполнится
восемнадцать, а потом писать письма, слать фотографии и выбирать не спеша. На
это уйдет год, может, и больше, все равно нам торопиться некуда, троглодиту
какому-нибудь я ее не отдам — с голоду не помираем! А уж потом, когда я
пристрою дочку, займусь собой, оденусь поприличнее, сделаю в квартире
косметический ремонт, возобновлю встречи со своим любимым человеком, если к
тому времени он захочет со мной знаться. А если нет, найду другого. Все-таки
годы идут, давно пора вспомнить, что я женщина.
И пока я так расслаблялась в промежутках между беготней и
сидением за компьютером, моя тетеха поднесла мне подарочек.
— Мама, — спокойно сказала она мне как-то вечером,
как обычно, расчесывая волосы перед зеркалом, — я выхожу замуж.
— Да? — ничего не подозревая, поинтересовалась
я. — И за кого это, интересно знать?
— За Валерика, ты его видела.
— За какого еще Валерика? — раздраженно спросила
я, Лизка сбила меня с темпа, и я насажала в тексте ошибок.
— Ну за Валерика, ты его видела несколько раз, мы с ним
уже четыре месяца.
— Четыре месяца — что? — Я оторвалась от
компьютера, чувствуя, что работать в этот вечер больше не придется. — Что
вы с ним четыре месяца — знакомы?
