— А двоюродная сестра Варвара? — победоносно
выкрикнула гостья, уперев руки в бока и встав к Володе в пол-оборота, как
кошка, занявшая боевую позицию перед тем, как с воплем вцепиться в глаза
случайно подвернувшейся собаке.
Какая еще Варвара? — В голосе у Володи поубавилось
уверенности и напора, и он слегка отступил в глубь квартиры, как отступает
собака, оценив по достоинству кошачьи когти и делая вид, что просто хотела
спросить у кошки дорогу к гастроному.
— Какая Варвара? Из Череповца! — В голосе
племянницы звучало уже полное торжество: враг посрамлен, Череповец — это уже
неоспоримое доказательство ее священных прав, гром победы раздавайся!
— Из Череповца? — неуверенно переспросил
Володя. — Вроде был когда-то разговор про Варю из Череповца… как же ее
фамилия… что-то спортивное…
— Протопопова! — торжествующе забила племянница
последний гвоздь.
— Точно, Протопопова. Нина Ивановна ей звонить
собиралась.
— Так вот, это моя мама! Покойная, — добавила
племянница, снова вытаскивая из рукава на свет Божий свою клетчатую скатерть.
Промокнув глаза и трубно высморкавшись, она снова перешла в
психическую атаку:
— А вы кто такие? И что вы делаете в тетиной квартире?
— Я — подруги ее, Нины Ивановны, зять… — начал
объяснять Володя совершенно пораженческим голосом. — Мы тут фотографии и
письма разбираем…
Племянница строевым шагом промаршировала на кухню, мгновенно
распознала признаки незаконного чаепития и грозно произнесла:
— Фотографии разбираете? С тетиным печеньем?
Мне уже давно хотелось поговорить с ней на понятном ей
языке, высказать все, что я думаю о тех, кто вспоминает о родственниках только
после смерти, но я заметила, с каким ужасом Володя смотрит на жутко накрашенный
рот череповецкой гостьи, будто, как в сказке братьев Гримм, у нее изо рта
вместо бранных слов вылетали жабы и змеи. Хотя я лично ничего против жаб не
имею, считаю их очень симпатичными созданиями, кстати, полезными в огороде. Но
Володя был в ужасе, очевидно, он из тех мужчин, кто совершенно теряется от
грубости — встречаются еще в нашем городе такие личности, место им в
Кунсткамере. Поэтому я только сказала, что печенье мое, пусть племянница не
беспокоится.
Тетка, как будто только теперь меня заметив, перевела на
меня пытливый взор, оглядела с ног до головы и процедила:
— А это еще кто? Интересненько, у человека, стало быть,
жена на заработки уехала, а эта тут как тут? Подбираем, значит, где что плохо
лежит?
Откуда эта стерва знает про жену за границей и что я Володе
непонятно кто? Пока я прикидывала, с чего начать — вцепиться ей в волосы или
сначала расцарапать лицо, потому что терпение мое лопнуло, Володя вспомнил, что
он все же мужчина и закричал тетке:
— А ну пошла вон отсюда! Чтобы ноги твоей тут не было!
Не знаю никакой племянницы!
— Нет уж, голубочки мои сизокрылые, — в голосе
племянницы яд и елей были смешаны в равных долях, — это вы выметайтесь
немедленно из тетиной квартиры! И чтобы к ручонкам вашим ничего здесь не
прилипло!
Володя два-три раза глубоко вдохнул и выдохнул, взял себя в
руки, махнул рукой и ушел в комнату.
— Ладно, мы уйдем, но заберем фотографии и вообще все
бумаги, письма. Если вас такой вариант не устраивает, обратимся в милицию, у
тещи есть бумага, что она душеприказчица.
Племянница как все нормальные люди, с милицией решила не
связываться, хотя все, что сказал Володя, было чистым блефом.
— Ладно, берите бумажки, но чтобы ни одной чашки не
прихватили!
— Нужны нам твои чашки! — не выдержала я.
— А ты вообще молчи! — прикрикнула тетка. —
Ты тут никто и звать тебя никак!
Этого уж я не могла ей спустить, поэтому, дождавшись, когда
Володя соберет большую коробку с письмами и фотографиями, вдруг как бы
спохватилась:
— А откуда вы узнали адрес квартиры и что кто-то здесь
есть?
Я-то не сомневалась, что племянница побывала у Володиной
тещи, кто бы ей иначе наболтал про меня и про жену на заработках? Ох, эти
старушки, не умеют они промолчать вовремя!
— Володя, звони теще — была у нее эта или нет, — я
кивнула на череповецкую тетку, — а то теперь такие жулики, придумают и
тетю, и дядю из Череповца…
Поскольку он медлил, я сама схватила трубку:
— Нина Ивановна, была у вас женщина, выдающая себя за
племянницу Веры Сергеевны? — Я заметила, как при этих словах тетка
возмущенно покраснела.
— Да-да, — неуверенно ответила Нина Ивановна,
очевидно, она до сих пор не могла прийти в себя после визита череповецкой
гостьи. — Ты понимаешь, Наталья, я же ей сама и сообщила на свою голову,
потом наслушалась тут… Она у вас?
Да, ворвалась тут какая-то, скандалит, — откликнулась
я, — чтобы путаницы не было, я вам ее опишу, а то, может, это мошенница.
Значит, так. Сама толстая, страшная, как атомная война, глазки маленькие,
волосы… волосы какие-то пегие, верно, крашеные. — Краем глаза я глянула на
тетку и увидела, что щеки у нее надулись и стали совершенно багровые. —
Одета жутко, сморкается все время, может, заразная? — вдохновенно
продолжала я, заметив, что Володя за спиной тетки давится от смеха. — Что
говорите — она самая? Что — все отдать? Не связываться, потому что они там в
Череповце все больные, на учете стоят, — я повернулась к Володе, — ты
все слышал? Собираемся быстро и уходим, теща твоя сказала, что Вера Сергеевна
ей рассказывала — у них очень тяжелая наследственность, у череповецкой ветви.
Тетка онемела от такой наглости, стала совершенно синяя.
— Как бы чего не вышло с ней! — опасливо
пробормотал Володя.
— Ничего, закалка череповецкая, выдержит! Когда Володя
уже был на лестнице, я повернулась к племяннице:
— Что, хотела жилплощадь в Питере получить? А
квартирка-то не приватизированная, все государству отойдет. Раньше надо было о
родственниках думать, а не после смерти. Убиралась бы ты в свой Череповец
поскорее, ничего хорошего тебе здесь не светит…
Когда мы вышли на лестницу, мне показалось, что в полутьме
выше этажом мелькнула какая-то неясная тень, послышался подозрительный шорох,
но мне уже так надоело тут, в этой квартире, что я потянула Володю к выходу,
ничего ему не сказав.
Уже на полпути к Володиной мастерской, куда мы решили
отвезти коробку с архивом Веры Сергеевны, я вдруг опомнилась:
— Володя, а что это мы так просто ее впустили в
квартиру. Мало ли что она какая-то семиюродная племянница — она ведь все равно
должна свои права доказывать и полгода ждать?
— Да какая разница, — устало сказал Володя, —
все равно из ловушки ничего не вышло. Даже если бы мы там остались, там такой
гвалт стоял — все соседи слышали, ни один нормальный человек не сунется.
