Я сунула в сумку карточки и пошла поближе к тому типу.
Вокруг толпились какие-то тетки, кто-то совал ему валидол. Мужчина открыл
глаза, начал вставать, бормоча: «Ничего, ничего, все в порядке, это сосудистое,
от духоты». Он встал, снял очки и пригладил усы. Усы были пышные, но какие-то
лишние на его лице, абсолютно ему не шли. Мужчина уже удалялся, торопливо и
озабоченно. Я глядела ему вслед, недоумевая. В его походке, во всем его виде со
спины было что-то знакомое.
***
Мужчине с букетом не повезло. В метро случилась какая-то
авария, он ждал минут семь, а потом смог сесть только в третий по счету поезд,
потому что боялся помять букет, так было набито. Все время в толпе он держал
букет высоко над головой, так что его было хорошо видно. Выйдя на поверхность
на своей станции, мужчина с букетом вдруг вспомнил, что забыл дома записную
книжку и не знает точного адреса, куда идти. Он поискал глазами телефонную
будку и куда записать адрес. В кармане он ничего не нашел, странно, была же
бумажка, которую сунула ему женщина в переходе чуть не силой. Да ладно, вон их
сколько стоит, все работу предлагают, жулики! Он схватил карточку у женщины
возле лотка с газетами и скрылся в телефонной будке. Его преследователь следил
за ним издалека, чтобы не обнаружить себя, поэтому не видел всех манипуляций, а
заметил только, как интересующий его объект после разговора по телефону записал
что-то на карточке и убрал ее в бумажник.
Дома в этот вечер стоял дым коромыслом, причем в самом
буквальном смысле слова. Мои дети сидели на кухне с Кристинкой, Лизаветиной
школьной подружкой. Мне кажется, Лизка поддерживает с ней дружбу назло мне,
чтобы я не забывалась, всегда имея перед глазами пример гораздо хуже Лизаветы.
Сама по себе Кристинка девчонка неплохая. Добрая и невредная, но мозгов у нее
нет совершенно. Кристинка вела отрицательный образ жизни, болталась у ларьков,
иногда не ночевала дома. С грустью глядя, как на ее хорошенькой мордочке
проступает легкая одутловатость и ясно обозначаются мешки под глазами, я
искренне желала, чтобы Бог дал ей хотя бы не ума, а бабьей житейской хитрости,
тогда Кристинка смогла бы найти себе какого-нибудь парня и главное — его
удержать.
После рождения внука я сделала Лизавете строгое
предупреждение — выставить Кристинку вон.
— Она везде болтается, спит с кем попало, ты что,
хочешь заразу в дом получить?
— Да что ты, мама, — хлопала глазами моя
курица, — ты же сама говорила, что презервативы в каждом ларьке.
— Ну-ну, — вздыхала я.
В общем, ребенок вякал в комнате, а эти мерзавцы курили и
пьянствовали на кухне — на столе стояли две бутылки «Монастырской избы». Хотела
бы я знать, на какие деньги их купили? Утром зять стрельнул у меня десятку
якобы на молоко, но я сильно подозреваю, что на сигареты.
— Привет, — сказала я, стоя в дверях. —
Ли-завета, ты с ума сошла, хочешь, чтобы ребенок стал алкоголиком?
— Мам, я немножко, — заныла Лизка, — это же
сухое, чистый виноград… Кристинка принесла.
— Здрассте, теть Наташа, — закивала
Кристинка, — вот, на заработанные деньги купила.
— И где же ты их заработала? — поинтересовалась я.
Лизка с мужем захохотали.
— Чушь несет какую-то, якобы мужик ей сто рублей просто
так дал, за красивые глаза.
Кристинка не обижалась, но стояла на своем. Она начала
туманную историю, про ларек, про Светку, про разноцветный букет. Я машинально
двигала кастрюли и разбирала сумки с продуктами. Разноцветный букет роз меня
насторожил, и Кристинка, гордая, что ее внимательно слушают, довольно связно
пересказала мне историю про чайные розы и про двух мужчин, которые так
домогались букета. Задав несколько наводящих вопросов, я выяснила, что букет был
тот же самый, что у того лохматого мужчины, которому я насильно всунула
карточку и который сел в метро на нашей станции, там, где живу я. И второй тип
был тот же самый. Очевидно, у него с продавщицей Светой была договоренность
покупать в пятницу такой букет, а лохматый случайно перехватил. И я, вернее не
я, а приятельница Людмила, должна была «этому букету» что-то передать, какую-то
информацию. Интересно, какую? Последние слова я мысленно произнесла вслух
совершенно машинально, потому что все мысли вытеснил из головы абсолютно
вопиющий факт — кончились голубцы.
Когда мы жили с Лизаветой вдвоем, я, как всякая нормальная
работающая женщина, в субботу брала дочку и шла на продуктовый рынок.
Продуктов, купленных там по оптовым ценам, нам с Лизаветой хватало на неделю. С
зятем такая практика, сами понимаете, оказалась абсолютно неприемлемой — как ни
набивай холодильник, еды хватало ровно на сутки. Дальнейшее показало, что такие
продукты, как сыр, ветчина, и прочие деликатесы следует из рациона исключить,
если я хочу хотя бы просто удержаться на плаву. Валерик ел ветчину и сыр без
хлеба, просто куском. Он считал, что много сэкономит на батонах. В полном
отчаянии я обратилась за советом к подругам. Одна знакомая моей знакомой, у
которой были муж, двое парней, еще кот и собака, тоже мужского пола,
высказалась категорично — с мужиками надо готовить! Это вы двое могли попить
чайку, поклевать что-нибудь — с мужчиной такой номер не пройдет.
Легко ей говорить, она не работает, только таскает сумки и
стоит у плиты, так все равно на два дня обед не получается!
«Возьми себя в руки!» — призвали подруги.
Дельный практический совет дала мне соседка-пенсионерка. На
триста семьдесят рублей пенсии не разбежишься, поэтому жизнь заставляет быть
изобретательной.
«Блинчики с мясом и рисом или с творогом, а также
голубцы! — говорила соседка. — Готовишь сразу много, хватит на
несколько дней».
На несколько дней — вряд ли, но хоть на двое суток… И вот
вчера я, как дура, целый вечер делала голубцы, налепила их тридцать семь штук,
всю ночь видела во сне капусту, но зато два дня я могла быть спокойна.
Сегодня же, открыв кастрюлю, я увидела сиротливо лежащий на
дне один-единственный голубец, который мой заботливый зять оставил голодной
теще.
— Это все? — холодно поинтересовалась я, указывая
на голубца-одиночку.
— Да, мам, ты знаешь, они такие вкусные, Валерику очень
понравились…
Тридцать семь штук! Ну конечно, вчера поели, и утром я не
догадалась пересчитать, но все же — тридцать семь штук!
— Как ты себя чувствуешь? — спросила я этого
троглодита.
Он не уловил иронии в моем голосе и ответил, вежливо
улыбаясь:
— Спасибо, Наталья Евгеньевна, все хорошо.
Ночью, напившись вина, мои дети занимались любовью. Через
тонкую стеночку я слышала каждый звук. Ребенок плакал в кроватке, но они не
обращали внимания. Я натянула на голову подушку, но ничего не помогало — звуки
доносились и так. Младенец прямо захлебывался, я еле сдерживалась, чтобы не
постучать в стенку — не хватало еще, чтобы меня возненавидела собственная дочь!
Может, брать внука на ночь к себе? Но тогда я не буду высыпаться и не смогу
работать. Как будто сейчас я сплю! Надо будет переставить диван к другой
стенке.
