Книга Пушкин и его современники, страница 78. Автор книги Юрий Тынянов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Пушкин и его современники»

Cтраница 78

Малиновский ли, непосредственно связанный со Сперанским, Энгельгардт ли, ставленник Аракчеева, или наконец период "безначалия", "анархии" был определяющим для лицеистов? Думается, единства здесь не было. Была группа, до конца связанная с Малиновским, как и группа, связанная с Энгельгардтом, и наконец третья, которая всего больше характеризуется временем "безначалия". Неоспоримо длительное влияние Малиновского на таких товарищей Пушкина, как "Суворочка", "спартанец" Вальховский, будущий член Союза благоденствия. Неоспоримо оно и по отношению к Кюхельбекеру. В его лицейском "Словаре", о котором придется еще говорить, видную часть занимают цитаты из книги Лонгина "О высоком". Эта книга - канон и источник теории высокой поэзии - легла в основу всех позднейших литературных взглядов Кюхельбекера. Лонгин был переведен и издан Ив. Ив. Мартыновым [10] (директор департ. Министерства народного просвещения при Сперанском), одним из учредителей лицея, с которым Малиновский был непосредственно связан (самое название "лицей", по-видимому, связано с журналом "Лицей" [11] Мартынова **), и знакомством с Лонгином Кюхельбекер был, вероятно, обязан ему (возможно, впрочем, предполагать здесь и другое влияние - Будри, который мог познакомить лицеистов с трактатом Лонгина в переводе Буало). Именно же влиянию Малиновского следует приписать раннее увлечение Кюхельбекера восточными литературами (В. Ф. Малиновский был дипломатом, участвовал во время заключения мира с Турцией в конгрессе 1792 г. в Яссах, знал турецкий и еврейский языки). Следы детального изучения истории турецкой и персидской поэзии встречаются в лицейских записях Кюхельбекера. Морализующее направление Малиновского, стремившегося образовать "добродетели служилого дворянства", быть может окрашенное пиетизмом, характерным для круга Сперанского, *** также оказывало свое влияние: мораль привлекала к нему таких лицеистов, как Вальховский.

* И. И. Пущин. Записки о Пушкине и письма Ред. С. Я. Штрайха М.-Л., 1927, стр. 61.

** Д. Кобеко. Императорский Царскосельский лицей. СПб., 1911, стр. 21.

*** Ср. характерное изречение Малиновского, занесенное Кюхельбекером в "Словарь": "Хоть женщины умеют притворяться искуснее мужчин, однако в вере они искренни и не имеют лицемерия, но, как большие дети, скоро все позабывают, поутру каются, а ввечеру грешат". Здесь либерально-пиетистический тон окружения Сперанского.

В неизданной биографии В. Д. Вальховского, составленной его близким другом, племянником его жены - дочери Малиновского - Евгением Андреевичем Розеном, * о лицейских периодах Малиновского и Энгельгардта говорится следующее:

* Хранится в Национальном музее СССР Грузии в Тбилиси. Пользуюсь случаем выразить благодарность заведующему рукописным отделением музея П. Ингороква. благодаря любезности которого я мог познакомиться с рукописью. Рукопись озаглавлена "Владимир Дмитриевич Вальховский. 1798-1841". Написана она в 1885 г. и представляет собой полемическое дополнение к биографии Вальховского, изданной анонимно в Харькове в 1844 г. ("О жизни генерал-майора Вальховского". Харьков, 1844) и принадлежащей, по-видимому, П. В. Малиновскому (см. З. Гастфрейнд. Товарищи Пушкина по Царскосельскому лицею, т. I, стр. XVI).

"В 1814 году умер директор Малиновский, это была большая потеря для лицея. Мы уверены, что если бы он довел первый выпуск до конца, то уровень воспитавшихся в нем был еще выше и нравственнее, в особенности же Пушкин был бы нравственнее, и в его поэзии просвечивал бы более дельный и главное нравственный характер; так-то преждевременная смерть полезного деятеля отзывается и в потомстве; но это коснулось Пушкина и других воспитанников первого выпуска, а не Вальховского; он бы лучше не был, потому что лучше и нравственнее нельзя было быть, и таким же пребывал до гроба. По смерти Малиновского место директора занял известный в то время Егор Антонович Энгельгардт, человек камеральный, отлично образованный, но совершенно другого направления, какое было у Малиновского. Энгельгардт наиболее заботился, чтобы из питомцев своих образовать "des cavaliers galants et des chevaliers servants". * К сожалению, они достигли этого: вот почему на Горчакове, Корфе, Маслове и многих других навсегда остался колорит некоторого вертопрашества и дамской угодливости. Это вредное направление не коснулось лишь одного Вальховского; он явил из себя спартанца-христианина, он все шесть лет погружен был в науку, обогащаясь сведениями и знаниями и никогда не посещал вечеринок, даваемых директором Энгельгардтом с целью развязать молодых людей".

* Галантных кавалеров и дамских угодников (франц.).

Это свидетельство из круга Вальховского (и Малиновского) дает понять, насколько различны были не только два директора и два направления лицейского воспитания, но и насколько различны были группировки внутри лицея. Опубликование архивов поможет выяснить всю степень лицейского антагонизма и разности; но приведенный документ достаточно удостоверяет враждебность обоих направлений (сравнить хотя бы лицейские взгляды времени Энгельгардта на женщину как средство "карьеры" (Горчаков) и энгельгардтовские вечеринки, которые должны были приучить к развязности, с приведенным выше изречением Малиновского о женщинах, морально-пиетистического характера).

Энгельгардт был давнишним знакомым и свойственником семьи Ломенов, отец его был соседом по имению Ю. Я. Кюхельбекер и помогал ей в делах (аренда казенной земли в Лифляндии) (письмо матери к Кюхельбекеру от 11 марта 1817 г.); старые семейные балтийские связи делали Энгельгардта лично близким семейству Кюхельбекеров. Отношения с Энгельгардтом Кюхельбекер сохранил и по выходе из лицея. Но вот что он пишет об Энгельгардте в письме к матери от 10 июля 1833 г. из Свеаборгской крепости:

"Он всегда будет для меня незабвенным: я довольно долго (wohl einige Zeit) был несправедлив к нему, неблагодарен, но он знает, что тогдашнее мое поведение, направленное против него, проистекало не из моего сердца, но что меня настраивали. Он был мой воспитатель и никогда не относился ко мне несправедливо, даже тогда, когда я тяжело перед ним провинился".

Факты, о которых Кюхельбекер вспоминает, дают основание причислить и его к лицейской "оппозиции" Энгельгардту.

К оппозиции этой, как мы видели, принадлежал Вальховский. Если судить по отзывам Энгельгардта о лицеистах и полному отсутствию отношений по выходе из лицея - к ней в сильной степени принадлежал Пушкин; примыкал к ней и Кюхельбекер.

Этому как нельзя более соответствует то обстоятельство, что в письме к Кюхельбекеру от 24 января 1823 г. Энгельгардт выговаривает ему: "Письмо твое, друг мой Вильгельм, я получил, и если, с одной стороны, мне очень приятно было видеть, что ты, наконец, вспомнил обо мне, то, с другой стороны, было очень досадно, что ты вспомнил не обо мне, не о Егоре Антоновиче, не о старом директоре и друге, а о каком-то чужом человеке, которого при каждом слове величаешь превосходительством. Если б я не знал твое доброе сердце, то я мог бы принять и титул этот и все письмо твое за колкость". *

* "Русская старина", 1875, июль, стр. 362.

Таким образом, реальный анализ отношений устанавливает, что Энгельгардт вовсе не является тем основоположником лицейского духа, тем "genius loci",* каким котел себя считать и каким считала его позднейшая лицейская историография.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация