Редок для меня день ясный!
Тучами со всех сторон
От зари моей ненастной
Был покрыт мой небосклон.
Глупость злых и глупых злоба
Мне и жалки и смешны:
Но с тобою, друг, до гроба
Вместе мы пройти должны.
Неразрывны наши узы!
В роковой священный час.
Скорбь и Радость, Дружба, Музы,
Души сочетали в нас.
Первоначальное заглавие стихотворения: "Другу". Варианты: 1. За мгновенное забвенье Не лишай меня любви 2. Дружба, Добродетель Музы. Съединили братьев нас. [25]
По характерным особенностям стиха и языка и на основании последней строфы ("роковой священный час" - по-видимому, разлука по окончании лицея) можно отнести стихотворение ко времени непосредственно после окончания лицея, к 1817 или 1818 г. Стихотворение относится к Пушкин) ("Музы") либо к Дельвигу ("Добродетель"), Однако чувство вины "за мгновенное забвенье" сближает это стихотворение с "Разуверением" и как бы подтверждает догадку о ссоре с Пушкиным, причем Кюхельбекер был, по-видимому, нападающим.
Другой вопрос - вопрос о фактической стороне дуэли; несомненен анекдотизм в ее описании, о котором говорит Косова. Ее высказывание в анонимном редакционном пересказе "Русской старины" (1875, № 7, стр. 338) не привлекало до сей поры внимания; им устанавливается новый факт из биографии Кюхельбекера - дуэль с Пущиным.
7
К периоду 1817-1819 гг. относится еще одно стихотворное послание Кюхельбекера к Пушкину. Оно имеется в позднем сборнике стихотворений; сборник озаглавлен: "1-е продолжение Песен Отшельника" и написан рукой Кюхельбекера. Время составления сборника - сибирская ссылка, годы перед смертью: 1844-1845. Стихотворение "К Виктору Уго, прочитав известие, что у него потонула дочь", относящееся к 1844 г., помещено в самой середине сборника. В сборнике Кюхельбекер подводит итоги своей лирики. Сборник в некоторой части состоит из ранних стихотворений Кюхельбекера как печатавшихся до 1825 г., так и бывших в рукописи.
Последнее стихотворение сборника под цифрой 137 (сборник, являясь "продолжением" недошедших "Песен отшельника", начинается со стихотворения 86-го) - дружеское послание Пушкину.
К Пушкину (из его нетопленой комнаты)
К тебе зашел согреть я душу;
Но ты теперь..................
...............................
Иль Оленьку целуешь в губы
И кудри Хлои разметал;
Или с прелестной, бледной Лилой
Сидишь и в сладостных глазах,
В ее улыбке томной, милой,
Во всех задумчивых чертах
Ее печальный рок читаешь
И бури сердца забываешь
В ее тоске, в ее слезах.
Мечтою легкой за тобою
Моя душа унесена
И, сладострастия полна,
Целует Олю, Лилу, Хлою!
А тело между тем сидит,
Сидит и мерзнет на досуге;
Там ветер за дверьми свистит,
Там пляшет снег в холодной вьюге;
Здесь не тепло; но мысль о друге,
О страстном, пламенном певце
Меня ужели не согреет?
Ужели жар не проалеет
На голубом моем лице?
Нет! Над бумагой костенеет
Стихотворящая рука...
Итак, прощайте вы, Пенаты
Сей братской, но не теплой хаты,
Сего святого уголка,
Где сыну огненного Феба,
Любимцу, избраннику неба
Не нужно дров ни камелька;
Но где поэт обыкновенный,
Своим плащом непокровенный,
И с бедной Музой бы замерз,
Заснул бы от сей жизни тленной
И очи, в рай перенесенный,
Для вечной радости отверз!
Несколько более точную датировку стихотворения дает конкретное имя "Оленька, Оля" - рядом со стиховыми именами Лилы и Хлои. Это, по всей вероятности, Оленька Массон, и если бы дата стихотворения Пушкина "Ольга, крестница Киприды", обыкновенно относимого к 1819 г., была более достоверной, [26] то и послание Кюхельбекера к Пушкину и вызвавший его случай - несостоявшееся свидание друзей - могли бы быть отнесены к 1819 г. Самый жанр легкого дружеского послания, столь необычный для Кюхельбекера и в "элегический" лицейский период, и в период высокой лирики с 1820 г., характерен для его поэтических "колебаний" в первые послелицейские годы. Характерно для этого периода послелицейских отношений друзей и скромное противопоставление себя как "поэта обыкновенного" Пушкину, "сыну огненного Феба, любимцу, избраннику неба". Тот факт, что Кюхельбекер, подводя итоги своего творчества, включил стихотворение в свой рукописный сборник, указывает, что оно было ценно для него по своим качествам или быть может по юношеским воспоминаниям, или наконец по самому имени Пушкина.
8
1820 год - последний год личного общения Пушкина и Кюхельбекера. Пушкин 6 мая высылается из Петербурга в Екатеринослав. В № 4 "Соревнователя просвещения и благотворения" за 1820 г., органе "Вольного общества любителей российской словесности", деятельным членом которого Кюхельбекер является, * помещено большое программное стихотворение его "Поэты", кончающееся обращением к Дельвигу, Баратынскому и Пушкину; по поводу стихотворения В. Н. Каразин в своем известном доносе [27] указал, что "поелику эта пьеса была читана непосредственно после того, как высылка Пушкина сделалась гласною, то и очевидно, что она по сему случаю написана". **
* См. "Соревнователь просвещения и благотворения", 1820 г., № 1, стр. 109, где в "Записках общества" объявляется, что член-сотрудник В. К. Кюхельбекер, "особенными трудами и усердием обративший на себя внимание общества... поступил в действительные члены"
** См. "Сочинения, письма и бумаги В. Н. Каразина". Харьков, 1910, стр. 155.
Отъезд Кюхельбекера за границу состоялся 8 сентября.
Дальнейшие пути их больше не скрещиваются. Но зато в области литературной никогда не возбуждал у Пушкина такого интереса Кюхельбекер, как именно в период 1820-1825 гг., и никогда их общение не было более близким. Именно в 1820- 1823 гг. в письмах Пушкина с юга к Гнедичу и Дельвигу неизменно встречаются вопросы о судьбе Кюхельбекера. Переписка между обоими опальными друзьями была затруднена. Об этом свидетельствует то обстоятельство, что они прибегают к посредникам, чтобы осведомляться друг о друге.
Так, Владимир Андреевич Глинка, поддерживающий (до самого конца жизни Кюхельбекера) дружеские отношения с ним, является его осведомителем о Пушкине в 1822 г., когда Кюхельбекер живет в селе Закупе Смоленской губернии, у своей сестры Ю. К. Глинки. Осенью 1822 г., по-видимому, распространились слухи о смерти Пушкина (жизнь Пушкина в Кишиневе - дуэль со Старовым, история с Балшем [28] - давала конечно поводы для этих слухов). В. А. Глинка пишет 20 сентября 1822 г. из Могилева: "...и я вам, любезнейший Вильгельм Карлович, свидетельствую мое усерднейшее почтение и спешу известить о несправедливых слухах касательно смерти вашего приятеля г. Пушкина. Он в переписке с сыном генерала Раевского, который служит адъютантом при генерале Дибиче и который показывал мне письмо г-на Пушкина, на сих днях им полученное..."
