Солдат бросил на меня укоризненный взгляд, дескать, с такой женщиной даже короли обращались бы более уважительно, но подхватился и бегом помчался к своему отряду.
Принцесса смерила меня взглядом, что должен был бы испепелить на месте, но я помню о будущем равноправии, так что презрительно оттопырил губу и посмотрел на нее сверху вниз.
— Принцесса?
Она гордо вскинула голову.
— Принц?
— У нас нет повозок, — сказал я, — нет и носилок. Вам придется сесть в седло.
Она вспыхнула, как факел в ночи.
— Что?
— Не хотите, — сказал я тут же, — как хотите. Пойдете пешком вместе с солдатами. Могу даже не заставлять вас нести копье.
Она дико повела глазами, там сверкнули грозные молнии.
— Еще чего!
— Тогда на коне, — сказал я. — Не страшитесь, вам подберут самую смирную кобылку. А пока прошу в мой шатер. Позавтракаем.
Она сказала злым голосом:
— Я не хочу завтракать.
— Ваше право, принцесса, — согласился я. — Вы же принцесса? Но терпеть придется до обеда, а это не скоро. Здесь по вашей прихоти никто не оставит все дела и не бросится накрывать для вас стол.
Она прошипела:
— Я это вам еще припомню!
— Припомните, — согласился я. — Буду рад дать сдачи из уважения к будущему равноправию полов. А теперь идите за мной. В двух шагах сзади!
Она не поняла, почему это сзади, да еще в двух шагах, но пошла послушно, озадаченная и почти смирившаяся, скорее бы вернуться к Мунтвигу, а оттуда уже разделаться с таким мерзавцем.
В шатре ей пришлось сесть на лавку, ибо это присланное из Баббенбурга кресло ей не сдвинуть, а я помогать не собираюсь, она же в свою очередь гнушается попросить меня о такой услуге.
Пока она устраивалась, двигая задом, расправляла платье и старалась выпрямить спину, я снова выложил мясные деликатесы, уже поменьше, пару изысканных сладостей и всего одно мороженое.
Она ела безропотно, но с таким видом, что вот доест и тут же убьет невежду и грубияна, посмевшего и возомнившего. Когда закончила с мороженым и облизала пальцы, за шатром простучали копыта, слышно было, как человек спрыгнул на землю, Зигфрид что-то спросил, ему ответили, затем полог отлетел в сторону, вошел Альбрехт, спокойный и собранный.
— Ваше высочество, — сказал он почтительно, — армия будет готова сразу после полудня.
— Прекрасно, — сказал я. — Возьмите эту женщину… не в буквальном смысле, я бы тоже не стал, просто отведите к сэру Дарабосу, пока он в лагере.
— Ваше высочество?
— Пусть до обеда научит ее ездить, — сказал я. — Если она не сумеет, убейте и закопайте где-нибудь подальше от дороги.
Альбрехт ответил с самым невозмутимым видом:
— Хорошо, сейчас возьму лопату. Принцесса, прошу вас идти со мной…
Я занимался своими делами, однако видел, какую бурную деятельность развили вокруг этой цацы. Все-таки, прежде чем посадить ее на лошадь, пришлось спешно переделать одно из седел, чтобы хоть приблизительно походило на женское. Поверхность пришлось сделать прямой и широкой, длину сделали на глазок, должна соответствовать длине бедра, но в таком платье ничего не увидишь, у нее ноги могут быть и вовсе колесом.
Седельная подушка на четыре дюйма над спиной лошади, может, даже на полфута. Пришлось повозиться и со сбруей, женщина сидит всегда дальше от центра тяжести, чем мужчина, так ей безопаснее, укоротили также стремя.
Основную подпругу пришлось сделать шире и прочнее, балансировочную, а чтобы не мучить коня, ее пропустили через петлю снизу на основной подпруге.
Принцессе помогли подняться в седло, один из опытных наездников Дарабоса поставил своего коня рядом и говорил напряженным голосом:
— Ваше высочество, умоляю, придерживайтесь основных правил женской езды, и вы будете неотразимы! Первое, распределяйте вес на правом бедре, правую ногу свободно располагаете на верхней луке… Левое бедро выдвигаете вперед, а с ним и все тело тоже, благодаря чему оно распределяется на правом…
Она хмурилась, благородные женщины не должны слышать от мужчин такие непристойные и вульгарные слова, как «бедро» и «нога», это даже более непристойно, чем «грудь», та хоть наполовину обнажена, а ноги вообще скрыты, однако старый рыцарь говорит благожелательно и отечески, потому можно делать вид, что он говорит сам с собой, а она вовсе и не слышит такие вольности…
— Кисти рук держите свободными, — говорил он между тем, — а локти прижаты к талии… балансировать на правом бедре и не сжимать луки седла коленями… Стремя у вас только для отдыха левой ноги, вес тела на него переносить нельзя… Ну, остальное вы знаете…
Она поднялась, до этого делала вид, что не слушает такие скабрезности, спросила тихонько:
— Остальное — это что?
— Держать плечи развернуто и прямо, — пояснил он, — в талии не сгибаться… спина тоже прямая, затылок стремится вверх, не опускать подбородок и смотреть прямо перед собой… Ах да, еще левая пятка опущена вниз, а левое колено прижато к седлу. С вашего позволения, ваше высочество, я поеду рядом на случай, если понадобится поддержать вас… я имею в виду, словом, только словом.
Она благосклонно кивнула.
— Разрешаю.
Я слушал издали его наставления, мелькнула мысль, что сейчас я отвечаю за принцессу, раз уж она попала ко мне, но, с другой стороны, нет ничего безопаснее езды в женском седле. Даже те женщины, что ездят по-мужски, с возрастом оставляют это трудное дело, а в женском они могут носиться до глубокой старости, которую никогда не признают.
Посадка в дамском седле тоже куда устойчивее. Всадница не хватается и не висит на поводе, а самое главное — любая женщина с первого же урока осваивает не только шаг и грунь, но также рысь и даже галоп.
Хотя для меня важнее, что женщина в седле для леди выглядит безумно красиво, с ее гордой элегантной посадкой, когда сидит на лошади без всяких усилий и управляет ею «мягкой рукой».
Глава 4
Со стороны города примчалась группа всадников, во главе группы — блистательная Лаутергарда, сияющая и раскрасневшаяся. Вырез ее платья все так же эффектно скошен, закрывая левую грудь и полностью открывая правую, но держится принцесса теперь настолько царственно и уверенно, что всякий, кто увидит ее именно теперь, в самом деле сочтет, будто теперь при дворе такая мода и все появляются на людях именно вот так.
Я поспешил навстречу, все-таки чувствую ответственность, что навязал этот костюм амазонки, хотя вообще-то просто дурачился, выеживался, валял Джона или Джека, кто тут у них вместо Ваньки, но что значит сила искусства — навязал все-таки! Более того, остальные приняли! Таким можно что угодно навязать, вплоть до демократии и политкорректности, все схавают.
