Едва мы выехали из ворот, рыцари по обе стороны вскинули мечи над головами, солнце празднично и страшно заблистало на длинных лезвиях.
Со стороны собора на огромном коне тяжело скачет, как Медный всадник, Клемент Фитцджеральд, тоже в парадном доспехе, улыбающийся во весь рот.
— Принцу Ричарду, — прокричал он, — ура!
С обеих сторон прозвучало громовое:
— Ура!
— Ура!
— Ура!!!
Я улыбался и помахивал рукой, а за моей спиной, как мне почудилось, что-то зло прошипела принцесса Аскланделла.
Клемент перевел коня на шаг, лицо озабоченное, явно твердит про себя заученное приветствие, с которым сейчас обратится. Я некстати вспомнил, как на короновании Георга IV герцог Веллингтон выехал навстречу для приветствия на специально обученной лошади, что умела двигаться задом, это было нужно для того, чтобы не поворачиваться к монарху спиной. И вот герцог въезжает в Вестминстер-Холл, но… хорошо обученная лошадь повернулась и вошла в зал задним ходом.
Клемент покосился на меня с подозрением, чему это я улыбаюсь, вскинул меч и прокричал мощным голосом:
— Эрцпринцу… слава!
Рыцари по обе стороны снова грянули:
— Слава!
— Ура!
— Да здравствует!
Когда крики умолкли, Клемент сказал приподнято:
— Ваше высочество… не скажете ли своим верным рыцарям несколько слов в качестве… качестве будущего эрцпринца? Как бы обещание… на будущее?
Я остановил коня, Клемент явно перехитрил, перекинув на меня это бремя, но я должен быть всегда готов ко всему, потому подумал целое мгновение и сказал решительно и державно:
— Я, как гуманист и душитель ненужных народу свобод, выступаю за всеобщее и как бы справедливое! А также равную ответственность перед Господом и перед данным им сверху лордом, то есть моим высочеством! Мы за гуманизм, а кто против — того каленым железом так, чтобы!.. Мы строим Царство Небесное, потому понесем обагренное кровью наших свобод знамя вперед по эпохам, постоянно отсекая головы гидрам контрреволюции!.. Мы победим, чего бы это ни стоило нашим противникам! Мы освободим мир и наши души от химер, это я обещаю, как авторитарный демократ, во имя тоталитаризма и базовых либеральных ценностей!
Мне прокричали «ура» еще раз, лица радостные, а лозунги все равно не слушают, главное — говорить с подъемом и ликованием, плечи шире, а взор направлен в будущее.
Когда приблизились к собору, Палант и Сулливан покинули коней и первыми вошли, почти вбежали в гостеприимно распахнутые ворота.
Я медленно слезал и медленно оправлял одежду, давая время обер-бургграфу и ландхофмейстеру занять свои места и отдышаться.
Альбрехт и Мидль тоже спешились, оба в самых парадных одеждах, Мидль впервые участвует в подобной церемонии, потому чувствует себя особенно торжественно, а улыбочку Альбрехта не понимает, то и дело осматривается в недоумении, что, дескать, граф усмотрел смешного в его одежде.
— Ваше высочество? — сказал Альбрехт. — Растягиваете наслаждение?
— Только не здесь, — ответил я. — Ну ладно… пойдемте, закончим эту нужную отечеству и такую важную для него процедуру поскорее.
— Главное, — пробормотал Альбрехт, — результат?
— А для вас?
— Иногда, — заметил он, — можно насладиться и самим процессом.
— Странные у вас вкусы, граф.
— Так я же всего лишь граф, — сказал он и, спохватившись, добавил торопливо: — Только не считайте это намеком!..
— Ну да, — ответил я злорадно, — как будто вы что-то скажете без долгого обдумывания ночью под одеялом!.. А теперь тихо, морду просветленно-торжественную…
Он приотстал, мы вступили под своды собора. Они с Мидлем пошли сзади, в зале народу битком, вся знать города и замка, для нас оставили узкий проход к возвышению у противоположной стены, где высится роскошный трон, а по обе стороны застыли в торжественных и полных величия позах Палант и Сулливан.
После коронации народу разбрасывали пригоршнями монеты, а мы галопом унеслись в замок герцога Пэтриджа. Уже и Мидль наконец-то понял, почему мои лорды веселятся, кто-то взялся подсчитывать мои титулы, постоянно сбивался, наконец общими усилиями кое-как собрали большую часть, но все равно никому не удалось на одном дыхании произнести их все, включая обязательное «…владетель земель таких-то» и «хозяин замка такого-то».
А ведь еще не знают о моем маркизате на той стороне океана, мелькнула мысль. С этого плацдарма и начнем осторожное завоевание Южного материка.
И хотя пир в мою честь, но герцог Пэтридж все так же во главе стола, довольный и величественный, но все равно не сановник, получивший повышение, а полководец, выигравший битву.
— Ваше высочество, — шепнул он, — лорды в моих землях заново собирают всех, кто готов с оружием в руках защищать Бриттию! Вы дали нам надежду.
— Польщен, — пробормотал я. Сидеть мне пришлось между хозяином и хозяйкой, потому приходится в одну сторону поворачиваться милитаристом, в другую — галантным донжуаном, им приятно быть, зная, что это безопасно, а женщинам жутко льстит. — Но не рискованно ли…
— Армия Мунтвига уже прошла, — напомнил он, — а с бандами нужно бороться. И с отрядами мунтвиговцев, что опоздали влиться в его войско и теперь спешат вдогонку.
— Да, — согласился я, — эти могут натворить бед.
— С вашим появлением, — сказал он, — многие воспрянули духом, снова берутся за оружие! Через несколько дней отряды будут сформированы.
— Это весьма, — сказал я с чувством. — Мы уходим завтра, но это неважно, бриттские герои в нашей опеке… да что там опеке!., они не нуждаются даже в нашей помощи и смело могут начинать зачищать земли от разбойных банд. Вы правы, герцог, одна шайка может причинить вреда не меньше, чем все войско. Эти сволочи упиваются своей безнаказанностью!
Он поднял кубок.
— За ваши победы, принц!
— За наши общие победы, — ответил я.
Кубками чокнулись самыми краями, мы не простолюдины, что всегда с размаха и показной лихостью, благородные люди подчеркнуто сдержанны.
Лорды и менее знатные рыцари во всем зале поднялись во весь рост и прокричали здравицу:
— Слава Ричарду!
— Слава эрцпринцу!
— Слава вождю!
Ах, как лестно, мелькнуло в черепе, а ведь в самом деле лестно, как ни иронизируй, не с этого ли начинается коррозия сознания и некоторое искажение восприятия…
Я поднялся, держа кубок над головой. Все умолкли, глядя на меня в ожидании, я произнес с чувством:
— Как однажды сказал Господь, и сказал, по-моему, правильно, чуть больше любви, чуть меньше сражений и — мир будет в порядке!.. Однако, чтобы дожить до этого счастливого времени, мы должны пройти через самые жестокие битвы и кровавые сражения! И на обломках древних империй напишем наши имена!.. А еще лучше — на стенах того Храма Небесного, что выстроим для себя и своих потомков, чтобы знали, кого чтить!
