– Да с чего бы! – отмахнулся его шеф.
Тетка перешла дорогу, волоча за собой бренчащую авоську с
бутылками, прошла еще несколько шагов и торопливо скрылась в темной подворотне.
Штырь бросился следом, заглянул в эту подворотню и сделал
знак своему напарнику следовать за собой.
Они оказались в полутемном дворе-колодце, в одном углу
которого стояло несколько переполненных мусорных баков, а в другом ржавели
бренные останки разбитого «Запорожца». Рыжеволосая особа куда-то подевалась.
– Вот черт, – проговорил Штырь, недоуменно вертя
головой, – она же сюда только что вошла! Мы же ее видели! Что она, сквозь
землю, что ли, провалилась?
– Мужики, вы чего-то потеряли? – раздался вдруг за
спиной у напарников насмешливый голос. – Может, вам помочь?
Штырь резко обернулся. В подворотне, которую они только что
миновали, стоял приземистый бомж в драном ватнике, с лицом, изуродованным
кривым шрамом.
–. Знакомую ищем, – неприязненно ответил Штырь и
двинулся навстречу бомжу.
– Вот эти, – из-за плеча бомжа показалась немытая
рыжеволосая особа в грязно-зеленой куртке, – вот они самые! Идут за мной и
идут, куда я, туда и они… черт их знает, чего им надо! Может, они маньяки
какие! Может, они меня домогаются! А я – девушка скромная, порядочная, мне
маньяки ни к чему…
– Вы, мужики, зачем женщину пугаете? – осведомился бомж
и сделал шаг вперед. – Это нехорошо!
– А ты что – неприятностей на свою голову ищешь? –
скривился Штырь. – А ну, сгинь отсюда! Нам с этой лахудрой поговорить
надо! У нас к ней дело!
– Это нельзя, – ответил бомж и выбросил вперед руку с
зажатым в ней горлышком разбитой бутылки, – это запрещается! На это у вас
нету разрешения!
– Ты, пьянь болотная, сказано тебе – вали с дороги! –
повысил голос Штырь и резким жестом вытащил из кармана складной нож. – Ты
не знаешь, с кем связался!
– А ты знаешь? – глаза бомжа загорелись нехорошим
огнем.
– Точно говорю – маньяки! – взвизгнула женщина. –
Семеныч! Семеныч!
В глубине двора открылась незаметная железная дверца, и
оттуда выкатился колобком невысокий жизнерадостный толстячок в отутюженном
сером костюме и дорогих ботинках. Он странно выглядел в этом дворе, среди
бомжей и помойных баков. Следом за ним, переваливаясь, как дрессированный
медведь, выбрался здоровенный мужик лет сорока в спортивном костюме.
– Это кто же на моей территории шум устраивает? –
проговорил толстяк, выходя на середину двора. – Это кто же мешает моему
заслуженному отдыху?
– Вот, Семеныч, – затараторила женщина, – я тут,
значит, работаю, стеклотару собираю, потому как у меня разрешение имеется,
лично тобой выданное, а эти двое за мной увязались, и идут и идут, куда я, туда
и они, а может, они маньяки какие-то, может, у них насчет меня нехорошие
намерения имеются, или, допустим, они меня похитить хотят на внутренние органы…
– С тобой ясно! – милостиво проговорил Семеныч и
повернулся к незнакомцам: – Вы зачем женщину пугаете? Вы зачем трудящемуся
человеку настроение портите? Вы, ваще, кто такие?
Прилизанный тип окинул Семеныча и его телохранителя
высокомерным взором и произнес сквозь сжатые зубы:
– Я тебе отчитываться не собираюсь! Ты кто такой? Ползи
обратно в свой клоповник, пока мы с братаном у тебя сокращение кадров не
организовали! – с этими словами он вытащил из-за пазухи пистолет с
глушителем.
– Ой-ой-ой! – Семеныч взмахнул короткими
ручками. – Сейчас испугаюсь!
Он щелкнул пальцами. В воздухе просвистел кусок кирпича и
выбил пистолет из руки прилизанного. Тот обернулся, тряся ушибленной рукой, и
увидел, как бомж, перегородивший им выход из двора, поднимает с земли второй
кирпич.
– Да вы на кого поперли! – взвизгнул Штырь и бросился
на прорыв, но бомж размахивал перед ним горлышком бутылки, и за спиной
раздавались тяжелые шаги телохранителя Семеныча.
Драка была короткой, но бурной.
Через несколько минут невезучие напарники валялись на
грязном асфальте, тяжело дыша и снизу вверх глядя на победителей. У
прилизанного на лице расплывался здоровенный синяк, правая рука быстро
распухала. Штырь пострадал еще больше – у него была располосована щека и, кажется,
сломано ребро.
Семеныч разговаривал по мобильному телефону.
– Павел, ты бы подскочил сюда на минутку, – говорил он
кому-то степенным, уважительным тоном. – Ну, не то чтобы особенно важное,
но по твоей части… Тут у меня двое гастролеров безобразничали, пришлось их…
того… да нет, зачем же так, просто временно обездвижить! Ну ладно, давай, жду!
Еще через несколько минут во двор въехали «Жигули» с
милицейской мигалкой. Не заглушая мотора, из машины выбрался мордатый
милиционер в кителе с капитанскими погонами. Первым делом он вразвалку подошел
к Семенычу, уважительно пожал ему руку и только потом повернулся к лежащим на
земле напарникам.
– Эти, что ли? – он пнул Штыря в бок носком сапога.
Штырь застонал: удар пришелся по сломанному ребру.
– Эти, – вздохнул Семеныч. – Пришли, понимаешь, и
начали тут выступать… никакого, понимаешь, воспитания! Ну, парни мои немножко
погорячились…
– Это понятно… – протянул милиционер, – иногда и не
хочешь, а погорячишься! Я вот думаю. .. помнишь, в марте канцелярский магазин
какие-то двое ограбили? Так не иначе это они и есть!
– Очень даже может быть! – поддержал Семеныч
милиционера. – Наверняка они!
– Эй, начальник, – прохрипел Штырь, – ты нам чужое
не шей! Мы грамотные ничего не подпишем!
– А тебя кто-то спрашивает? – повернулся к нему капитан
и снова ткнул ногой в бок. – Пока тебя никто не спрашивал, лежи и отдыхай!
Вот когда спросят, тогда и будешь про свою грамотность базарить!
Он задумчиво огляделся по сторонам, потом наклонился над
«гастролерами», провел рукой по их одежде и вдруг, как цирковой фокусник,
вытащил откуда-то два маленьких бумажных пакетика.
Повертев эти пакетики перед носом у Семеныча, он озадаченно
проговорил:
– Ты смотри, чего я нашел! Порошок какой-то… надо бы в
лабораторию отдать, пускай проверят! Может, конечно, зубной порошок, а может, и
наркотики! Мне мое чутье подсказывает, что наркотики! А если мне чутье что
подсказывает – я ему доверяю!
– Начальник, – Штырь попытался подняться, но ему снова
досталось ногой в больной бок. – Начальник, ты что же делаешь? Ты что же
беспредельничаешь? Ты что, думаешь, на тебя управы не найдется?
– Во как! – милиционер довольно переглянулся со
Семенычем. – Тут еще и угрозы должностному лицу при исполнении! Еще и
оскорбления! Полный, можно сказать, букет моей бабушки! Семеныч, в свидетели
пойдешь?
– Пойду, – радостно согласился толстяк, – за тебя,
Павел, куда угодно пойду, хоть на Колыму, потому что сильно тебя уважаю!