Приглашение на открытие выставки Катерине буквально всучил
силой Гриша Четверкин старый приятель еще по Академии художеств. Он позвонил
накануне и долго упрашивал Катю пойти вместо него.
– А сам-то… – слабо сопротивлялась Катя.
– Да, понимаешь, у меня халтура срочная, никак нельзя
отказаться, – туманно отговаривался Гриша, – а ты сходи, ознакомься.
Там все прикладное, тебе как раз по теме. Опять же проветришься, а то все дома
сидишь, нигде не бываешь…
– И то верно, – согласилась Катя, – у меня как раз
муж в командировке…
– Ну вот видишь, значит, время свободное есть! –
заметно повеселел Гришка и поскорее отключился, сказав, что попросит сына
завезти Катерине приглашение сегодня же поздно вечером и бросить в почтовый
ящик.
Возле вешалок никого не было видно, и Катя отважилась
вполголоса спросить:
– Есть здесь кто-нибудь? Ау-у!
Поскольку никто не появился, пришлось повторить громче, и
только после третьего вопля явилась наконец тетка в синем сатиновом халате и
взяла Катину куртку.
– Мероприятие уж скоро кончится, – бубнила она, обтирая
губы и стряхивая крошки с халата, – а они все идут. Время же указано, а
они будто читать не умеют…
– Вот еще чемоданчик пожалуйста возьмите… – униженно
попросила Катя, – уж будьте так добры…
– Да вы что? – тетка возмущенно засопела. – Да где
это видано? Еще сопрет кто – а мне отвечай!
– Так одежду ведь тоже спереть могут! – возразила Катя.
– Эту? – тетка так выразительно посмотрела на злосчастную
куртку, что Катерина решила, что выбросит ее сразу же по приходе домой – на
радость Жанне.
– Ладно, – неожиданно сказала тетка и убрала кейс под
вешалку, – но в случае чего – с меня никакого спроса!
Катя сердечно поблагодарила ее и пожелала про себя, чтобы
кейс непременно кто-нибудь украл – тогда ей не надо будет думать, как от него
избавиться.
Она прошла длинным полутемным коридором, по бокам которого
были расставлены многочисленные кошки. Кошки представляли собой часть
постоянного оформления кафе, оправдывая его название. Были они самые разные –
отлитые из бронзы и кованые из железа, вылепленные из гипса и глины,
составленные из деталей детского конструктора и сшитые из лоскутков. Лоскутная
кошка вызвала у Катерины самый живой интерес, поскольку она сама творила свои
высокохудожественные панно из такого же материала.
Из самого темного угла сверкали ярко-зеленые глаза. В первый
момент Катерина подумала, что оттуда выглядывает настоящая живая кошка, но
подойдя ближе, убедилась, что это – очередное изделие скульптора, которому
вместо глаз вставили две зеленые лампочки от старого радиоприемника.
Коридор закончился, и Катя оказалась в первом из просторных
подвалов, где размещалась сегодняшняя выставка.
Мероприятие было в самом разгаре. Это было видно по тому,
что все присутствующие уже разбились на маленькие группки по три-четыре
человека, и разговаривали чрезвычайно громко, стараясь перекричать друг друга.
Большинство посетителей выставки явно было чересчур оживлено – глаза у них
блестели, как у той кошки в темном углу, жесты уже стали слишком размашистыми,
а голоса излишне громкими.
Причину этого оживления Катя поняла, увидев в сторонке стол,
на котором красовалось несколько початых бутылок водки, одноразовые стаканчики
и почти нетронутая тарелка с бутербродами.
Катя вспомнила, как пару раз попадала на фуршеты за рубежом.
Тамошняя публика в два счета расправлялась с закусками, а выпивка, как правило,
оставалась. Наша же творческая интеллигенция (и не только она) быстро
разделывается с выпивкой, а закуска может остаться почти нетронутой. По этому
поводу есть даже две популярные присказки: «Мы сюда не жрать пришли» и «Когда
заканчивается водка, закуска становится просто едой».
Однако сегодня отношение к закуске было на редкость
прохладным, и Катя заподозрила, что бутерброды оказались несвежими.
Кроме вышеупомянутого стола, в помещении имелось еще
несколько столов, столиков и подставок, на которых, как в первый момент
показалось Кате, тоже размещалась закуска. Правда, закуска эта была какая-то
странная, кроме того, ее было чересчур много.
Только внимательно приглядевшись, Катя поняла: то, что она
приняла за закуску, на самом деле и было экспонатами выставки. Причем эти
экспонаты отчетливо разделялись на три группы, явно выполненные в различной
художественной манере.
Часть произведений была изготовлена из овощей. Это были
человеческие фигуры и изображения животных, составленные из вареных картофелин,
крупных морковок и свежих огурцов. Попадались также отдельные помидоры и
баклажаны.
Вторая группа экспонатов была создана из хлеба и
разнообразной выпечки. Несколько вполне реалистических скульптур, вылепленных
из хлебного мякиша, замечательная композиция, составленная из круассанов и
булочек для гамбургеров, абстрактная конструкция из бубликов и баранок.
Особенно привлек Катино внимание симпатичный крокодил, изготовленный из
длинного батона, с разинутой пастью и маленькими изюмными глазками.
Третья часть выставки представляла собой произведения из
сосисок, сарделек и копченой колбасы. Некоторые скульптуры показались Кате
просто неприличными.
Она огляделась по сторонам в поисках кого-нибудь знакомого,
с кем можно было бы обсудить выставку, но ни одного знакомого лица ей на глаза
не попадалось. Вообще, присутствующие делились на две очень четко различаемые
группы: это были или художники, с богемным видом, кудлатыми бородами, в драных
свитерах и поношенных джинсах, или галерейщики в дорогих костюмах, с
великосветскими манерами и стрижками от модных парикмахеров.
Наконец Катя заметила в дальнем углу знакомого художника и
двинулась к нему через толпу, но тут ее ухватил за локоть бородатый тип с
горящими глазами и крупной бородавкой на носу.
– Привет, подруга боевая! – воскликнул он .
нараспев. – Ну как тебе наш славный труд?
– Вы что – один из участников выставки? – догадалась
Катерина, пытаясь высвободить локоть.
– Догадлива же ты, подруга! – пропел художник, еще
крепче вцепившись в круглый Катькин локоть. – Леонтий Хвощ зовут меня!
Катя вспомнила программу выставки. Там среди троих
участников действительно упоминался некто Леонтий Хвощ. Его раздел выставки был
озаглавлен «Хлеб – всему голова».
– Это вы из хлебобулочных изделий свои произведения
создаете? – догадалась Катерина.
– Да, это так! Творю из хлеба искусство скорбное
свое! – воскликнул Леонтий с театральным пафосом. – Хлеб – наше все!
Лишь им мы живы! На нем культура вся стоит!
– А что это вы все стихами выражаетесь? –
поинтересовалась Катя. – Это что – тоже элемент вашего творческого метода?
– Стихами я не выражаюсь, – обиженно ответил ей Хвощ, –
я по-простому говорю! Культура вышла из народа, она понятной быть должна!
