С этими словами она швырнула на прилавок Катину
многострадальную куртку.
– Лучше бы замок в сортире починили, чем на людей
вопить! – буркнула Катя, надевая куртку.
– И чемодан свой забирай! – рявкнула гардеробщица,
выставляя чемоданчик. – А то потом скажешь, что Дарья Паллна твой
чемоданчик прихватила! А он мне нужен, как кошке мотороллер!
– Спасибо, – пробормотала Катя и выкатилась за дверь.
Только там она перевела дыхание, застегнула куртку (к вечеру
стало довольно прохладно) и подумала, до чего же противные тетки бывают на
свете.
И еще она подумала, что так и не смогла отделаться от
злополучного чемоданчика.
При этой мысли Катерина с неприязнью взглянула на кейс… и
оторопела.
Это был совсем не тот чемоданчик, который ей всучил
неизвестный возле памятника «Стерегущему»! Тот был черный, хорошей кожи, очень
элегантный – под стать своему владельцу. Кроме того, он был довольно тяжелый.
Этот же кейс – если к нему вообще можно применить такое
красивое, можно даже сказать, гламурное иностранное слово – был потертым,
потрепанным жизнью дешевым кожзамовым чемоданчиком. Кроме того, он был
значительно легче первого.
Катя расстроилась: как она сразу не заметила подмену! Ну,
допустим, качество чемоданчика можно не сразу оценить в полутьме подвала, но уж
его вес…
Она вернулась к двери «Бездомной кошки», подергала за ручку…
Дверь была заперта.
Она постучала – без результата.
Впрочем, очень громко стучать Катя не стала, представив, как
на нее набросится злобная гардеробщица.
Катя вздохнула, пригорюнилась и медленно побрела в сторону
Невского проспекта.
Однако далеко уйти она не успела.
Навстречу ей, слегка покачиваясь, двигался бородатый тип с
горящими глазами. Приглядевшись, Катерина увидела крупную бородавку на носу и
узнала героя сегодняшней выставки, мастера хлебных композиций Леонтия Хвоща.
Леонтий перегородил ей дорогу и радостно взвыл:
– Привет, случайная подруга! Тебя-то я и поджидал!
– Ты чего, Леня, перебрал? – миролюбиво проговорила
Катя. – Какая я тебе подруга? Шел бы ты домой! Тебя там жена дожидается!
Знаешь, который час?
– Не говори мне о супруге, ее я видеть не хочу! Груба она и
недостойна святого имени жены! – продекламировал Хвощ и попытался ухватить
Катю за талию. Это оказалось непросто, и пока подвыпивший художник отыскивал
эту самую талию, Катерина ловко вывернулась и прорвалась на свободу. Леонтий
Хвощ развел руками и проводил несостоявшуюся подругу полным разочарования
взглядом.
Катя прибавила шагу, свернула за угол и уже увидела впереди
огни Невского проспекта… как вдруг из темной подворотни выскочили двое весьма
подозрительных людей.
Они перегородили ей дорогу и с угрожающим видом принялись
теснить Катю к подворотне.
Одного из них Катерина тут же узнала: обвислые, как у
бульдога, щеки, покрытые трехдневной щетиной, потертый плащ и глаза, глядящие в
разные стороны – один на вас, а другой – в Арзамас. Несомненно, это был тот
самый тип, который караулил ее возле кафе на Петроградской стороне…
Второй незнакомец был тощий, маленького роста и весь
какой-то дерганый. Кроме того, он заметно прихрамывал.
– Ты, это, куда торопишься? – протянул небритый тип,
одним глазом глядя на Катю, а вторым – на памятник Пушкину в глубине
сквера. – Ты, это, не торопись, поговорить надо!
Катя решила, что обращается он все же к ней, а не к «солнцу
русской поэзии».
Тем более что, произнося эти слова, бандит попытался
вцепиться в Катино плечо.
– Еще чего! – воскликнула Катерина, размахивая
чемоданчиком и крутя головой в поисках подмоги. – Не о чем нам
разговаривать!
– Очень даже есть о чем! – выкрикнул второй
злоумышленник, схватился за чемоданчик и дернул его на себя.
Катя попыталась удержать злополучный кейс и на какое-то
время выпустила из поля зрения разноглазого злодея. Тот воспользовался ее
минутной растерянностью и ударил Катерину по голове. Она потеряла равновесие и
шлепнулась на асфальт, выпустив из рук чемоданчик. Перед ее глазами оказались
ноги маленького грабителя, обутые в коричневые ботинки на невероятно толстой
подошве, скорее даже на платформе. Краем сознания Катя поняла, что это – те
самые ботинки, которые она видела через окно туалета во время своего недолгого
заточения в санузле «Бездомной кошки».
В ту же секунду она увидела еще одни ботинки – разбитые и
давно нечищеные, и услышала разъяренный вопль, напоминающий рев раненого
носорога:
– Вы что же, гады, совершили – вдвоем на женщину напасть?
Меня, как видно, вы не знали, так вот узнаете сейчас!
Катя приподнялась на локте и увидела Леонтия Хвоща, который
молотил кулаками ночных грабителей. Не все удары достигали цели, но и тех, что
попадали, было более чем достаточно. Впрочем, грабители не слишком
сопротивлялись, они в основном уворачивались от ударов рассвирепевшего
художника, а вскоре посрамленные бандиты скрылись в подворотне, сопровождаемые
грозным улюлюканьем непобедимого Леонтия.
Оставшись победителем в этой ночной схватке, Леонтий помог
Катерине подняться и проговорил, гордо выпятив грудь:
– Вся сила, видишь ты, от хлеба, кормилец наш, он – наше
все!
– Спасибо, Леня! – искренне проговорила Катерина,
отряхиваясь.
К счастью, в результате неожиданного нападения она ничего
себе не сломала и обошлась даже без серьезных ушибов, но все же лишилась
чемоданчика, который в качестве трофея унесли грабители. Впрочем, может быть,
это было и к лучшему. Катя и сама давно уже хотела от него избавиться.
– Слушай, Ленечка, раз уж ты такой замечательный и
благородный, может, ты мне еще и такси поймаешь? – Катя заглянула в глаза
своему спасителю. – А то у меня сегодня сумку украли, и вообще, такой
тяжелый день выдался…
– Ужели я не понимаю скупую женскую слезу? –
прочувствованно воскликнул Леонтий. – Машину я сейчас поймаю и враз до
дома довезу!
– Ух ты! – восхитилась Катя. – Ты уже и в рифму
чешешь! Может, тебе вообще из художников в поэты переквалифицироваться? У тебя
это явно лучше получается!
Леонтию такая оценка явно не понравилась. Он надулся, но
исполнил свое обещание – призывно замахал руками и вскоре остановил невзрачные
бежевые «Жигули».
Катя плюхнулась на заднее сиденье и удовлетворенно вздохнула:
тяжелый день, полный недоразумений, приключений и неприятностей, кажется,
подходил к концу.
Леонтий устроился рядом с ней и гнусавым, полным обиды
голосом проговорил:
– Меня поэтом ты назвала, обидно это и смешно!
