Он лежал прямо посередине дороги, раскинув ноги и странно
вывернув голову, точно, лежа на животе, пытался увидеть небо. Одна рука прижата
к ребрам, а другая откинута в сторону. Ладонь как раз оказалась в луже. В целом
зрелище мало приятное, но вполне обыденное. Недалеко отсюда свалка, где живут
несколько бродяг, троих я знаю лично. Придется либо возвращаться, либо
оттаскивать этого типа в сторону. Я тяжко вздохнула и заглушила мотор. Не могу
сказать, что перспективы воодушевляли; вздохнув еще раз, я вышла из машины.
Мысль об опасности даже не пришла мне в голову. Во-первых, я не пуглива,
во-вторых, ценных вещей не имею, и взять с меня нечего. Если кому-то придет
охота позаимствовать мою машину, так скажу прямо: не завидую я тому типу.
Аккумулятор сдох, движок дымит, а задний мост устрашающе воет. Иногда я всерьез
надеюсь, что какой-нибудь псих на нее позарится, и я избавлюсь от проблем.
Когда я уже подходила к проклятой луже, меня внезапно
охватило чувство близкой опасности, захотелось вернуться в машину: в голову лез
всякий бред о сексуальных маньяках, нападающих на одиноких женщин. Я тут же
себя одернула: маньяк должен быть очень большим оригиналом, поджидая одинокую
женщину в месте, где никто не ходит и очень немногие ездят. Я усмехнулась,
пытаясь вернуть себе уверенность, но беспокойство не проходило, потому к
бродяге я приблизилась с осторожностью, не стала хватать за ноги и оттаскивать
в сторону, а для начала оглядела его. Сразу же стало ясно: бродягой он не был.
Одет в хороший костюм, причем не просто хороший, а, насколько я могла судить
при свете фар, дорогой. На запястье часы, по виду золотые, а на пальце здоровый
перстень с бриллиантом.
Я присвистнула и огляделась: машины нигде не видно. Но моим
представлениям, граждане в дорогих костюмах и с бриллиантами на пальцах по
ночам пешком не бродят, а в лесу им и вовсе делать нечего. Наклонившись, я
проверила пульс, он едва прощупывался. Пьян мужчина не был, потому что запаха
алкоголя я не чувствовала. Был другой, очень знакомый запах, вызывающий смутную
тревогу.
Чтобы валяться в луже, надо основательно упиться. Человек не
был бродягой и не был пьян.
— Повезло, — сказала я самой себе, встала на
колени и принялась его ощупывать. Убедившись, что переломов нет, осторожно
перевернула его на спину. Он застонал, веки дрогнули, а до меня дошло, что знакомый
запах — это кровь.
Правая сторона лица в крови, пиджак на груди превратился в
лохмотья. Свет фар был тусклым, желтым и грозился погаснуть навсегда, потому я
заторопилась и поднялась с колен.
Мужчину надо было срочно доставить в больницу. Оставалась
слабая надежда, что он стал жертвой аварии. Хотя трудно представить, что он
здесь прогуливался, был сбит неосторожным водителем и оставлен умирать возле
грязной лужи. Честно говоря, я уже тогда знала, что это… Кроме нашей больницы,
вокруг ничего не было похожего на место, откуда он мог возвращаться или куда
мог идти. Неосторожных водителей я здесь, на лесной дороге, за пять лет ни разу
не встречала. Однако за те же пять лет я успела много чего повидать: его могли
сбить где угодно, а потом привезти сюда и бросить. Найдут, значит, повезло
тебе, мужик, а нет, так не обессудь.
Я пошла к машине, пытаясь решить: вернуться ли в больницу и
сообщить о происшествии или везти его туда самой. Чем быстрее он там окажется,
тем лучше. Неизвестно, какие травмы он получил. Счет ведь мог идти не на минуты
даже, а на секунды.
Я вплотную подогнала машину к нему и открыла заднюю дверцу.
Моя бабушка во время войны была санитаркой, я всегда недоумевала, слушая
рассказы о том, как семнадцатилетние девчонки выносили с поля боя дюжих
мужиков. Однажды я пыталась поднять своего пьяного мужа и с третьей попытки
смогла лишь привалить его спиной к креслу, он тут же сполз обратно, а я махнула
рукой. С той поры я только и делала, что махала на него рукой, и он как-то незаметно
перестал для меня существовать. Муж обиделся (кому ж это понравится), и вот уже
год мы жили врозь.
Помня тогдашнюю неудачу, я с большим сомнением вернулась к
мужчине. На мое счастье, гигантом он не был. Ростом не выше меня, худой и
жилистый. Я подхватила его под мышки и приподняла, с удивлением убедившись, что
особых сил мне не потребовалось. Укладывать его на сиденье я не стала: время
дорого, да он мог и упасть по дороге. Пришлось ему лечь на полу. Торопливо
хлопнув дверью, я для начала попыталась развернуться. Дело нелегкое. Передним
бампером я задела дерево. Надо полагать, машина от этого лучше не стала, ну да
Бог с ней. Сейчас я думала только о том, как побыстрее довезти его до больницы.
Конечно, потом станет жалко машину и досадно за свое извечное невезение. Но это
лучше, чем жгучая обида, которая приходит, когда помочь ты уже не в силах,
потому сейчас я и летела точно угорелая.
Над дверью приемного покоя горел неоновый свет, а медбрат
Володя курил, поглядывая в темноту. Я затормозила рядом.
— За тобой что, черти гонятся? — вздохнул он.
— У нас работенка, — обрадовала я его. —
Человека нашла на дороге, возможно, сбила машина.
— Хоть бы раз ты нашла чего путное, — пожаловался
Брат, бросил сигарету и стал проявлять чудеса расторопности, при его комплекции
и обычной лени неизменно меня удивлявшие.
Отогнав машину на стоянку, я поднялась в ординаторскую. Она
была пуста. На столе горела ночная лампа, я включила верхний свет и
чертыхнулась: мой элегантный костюм ярко-синего цвета был в крови.
— Не везет, так навсегда, — сказала я вслух, взяла
халат и направилась в душ.
Там меня Наташка и нашла. Она хмурилась и явно нервничала.
— Плохи дела? — осведомилась я, на некоторое время
высунув голову из-под струй воды.
— И никакая это не авария, — вроде бы с обидой
заявила она. — Где ты его умудрилась подцепить?
— В лесу. Лежал в любимой луже.
— У него множественные пулевые ранения в область груди.
Может, еще чего…
— А голова? — спросила я, принимая из ее рук
полотенце.
— Ерунда. Скорее всего разбил, когда падал. Царапина. А
вот грудь — это серьезно. По-моему, он давно должен был умереть. Сразу, как
только схлопотал эти пули.
— Надеюсь, ты не в обиде, что он до сих пор жив? —
осведомилась я, надевая халат.
— Ему всю грудь изрешетили, — не унималась
Наташка. — А он держится. Прикинь?
— Да, без понятия человек, возись теперь с ним, —
усмехнулась я. Наташка шла за мной и ныла:
— Ты ведь останешься?
— Я тридцать часов на ногах. Вызывай Петра Сергеевича.
— Звонят. Только ведь сегодня пятница, то есть суббота,
дачный день. Мужика к операции готовят. Не можешь ты так со мной поступить…
