— Что он вам сказал? — вежливо поинтересовалась я.
— А ничего, — усмехнулся Олег Эдуардович с
некоторым злорадством. — Темно было, никого не видел, ничего не слышал, и
знать не знает, за что в него могли стрелять. Обычная история: они всегда
молчат.
— Послушайте, но ведь он мне сказал… — начала я.
— Да? А мне он ничего не сказал. Всего доброго, Марина
Сергеевна. — Он проникновенно улыбнулся на прощание и зашагал к выходу.
Поразмышляв, я решила навестить завотделением. С утра он пребывал в благодушном
настроении и меня встретил милостиво. Я начала с места в карьер:
— Павел Степанович, просто не знаю, что делать. Больной
из первой палаты, Стариков, заявил, что его хотят убить. Я позвонила в милицию,
пришел их сотрудник, поговорил с больным и ушел. Вроде бы их все это не
касается. А если Стариков прав, и его действительно здесь у нас убьют? Нужен
нам труп в отделении?
Трупы мы не жаловали в принципе, а попасть в газету в раздел
«Криминальная хроника» и вовсе было делом неприятным. Непременно копать начнут,
лезть во все щели и задавать вопросы, например, почему сотрудников на данное
время оказалось вдвое меньше, чем положено… Эти мысли отчетливо читались на
высоком челе моего шефа.
— Они совершенно не желают понять, что у нас здесь
больница, и мы несем ответственность за людей… Даже теоретическая опасность… —
зашлась я от негодования, а потом вожделенно поглядела на бутылку боржоми. Шеф
торопливо налил мне целый стакан и уверенно заявил:
— Я сейчас же этим займусь. Не волнуйтесь, Марина
Сергеевна, работайте спокойно, а этим деятелям придется несладко.
Слово шефа дорогого стоило: к концу моего дежурства возле
двери первой палаты сидел милиционер в штатском, слегка расхлябанный и
скучающий. Но это все же лучше, чем ничего.
Так совершенно незаметно спасение жизни незнакомого человека
стало для меня личным делом. Хотя у него и имелись имя и фамилия, с легкой Наташкиной
руки все в отделении называли его «твой дядька», и я сама, забываясь, говорила
«мой», испытывая за него некоторую гордость: он уверенно и быстро шел на
поправку. Одно было плохо: «мой дядька» никак не желал поверить, что находится
в безопасности.
Я пыталась навести справки о его родных. Олег Эдуардович, к
которому я обратилась вновь, несколько раздраженно заявил, что знает только
одного близкого родственника моего пациента: зовут его серый волк, и обитает он
в тамбовских лесах. Я не стала сердиться на человека.
Собственные мои попытки отыскать его родственников к успеху
не привели.
— Не слишком ли далеко ты заходишь? — недоумевала
Наташка.
— А я никогда не разделяла твоей страсти к полумерам.
Берешься за дело, так делай по максимуму.
* * *
В четверг Стариков окончательно пришел в сознание, и сразу
же наметилось ухудшение. Больной волновался и звал меня.
— Ты съездила? — спросил он, как только я вошла в
палату. — Нашла его?
— Послушайте, — начала я, — возле вашей двери
дежурит милиционер, здесь вы в безопасности…
— Дурочка, — зло засмеялся он и тут же протянул ко
мне руку. — Прости, дочка. Мне надо уходить отсюда.
— Вы не понимаете… вам нельзя. Еще минимум две недели…
И даже после этого вы должны находиться под наблюдением врача.
— Они быстро узнают, — заметался он. — Я
здесь как заяц в силке… Дочка, отыщи моего парня, только скажи ему, а он найдет
выход…
— Хорошо, давайте я позвоню ему. Телефон есть?
— Какой телефон… — Он засмеялся и покачал
головой. — Найди его, слышишь, Алена должна знать… — Он так разволновался,
что ему пришлось сделать укол. Я пребывала в смятении. Может, действительно
стоит съездить в этот Цыганский поселок? Искать там неведомую Алену и
спрашивать о каком-то парне, которого «дядька» даже не удосужился назвать по
имени? Нет, все это здорово отдавало дрянным детективом, к тому же ехать туда
одна я просто боюсь, а желающие составить мне компанию вряд ли отыщутся.
* * *
Около двенадцати меня разыскала Ася.
— Марина Сергеевна, — с видом профессионального
заговорщика зашептала она, — сейчас звонили по поводу вашего…
— Хорошо, — пожала я плечами. — Должно быть,
родственники нашлись.
Ася кашлянула и заметила виновато:
— Голос такой противный, спрашивал, пришел ли в себя…
Я насторожилась, Асины сомнения вдруг передались и мне.
— А ты что сказала?
— А я сказала, что по телефону справок не даем, и
трубку бросила. А он опять звонит. Я ему: обратитесь к лечащему врачу.
— Правильно, — кивнули я, Ася улыбнулась.
— Боязно, Марина Сергеевна, — через минуту сказала
она. — А эти, что у палаты должны дежурить, на посту сидят с медсестрами.
А то курить уйдут, и на целый час…
— Указывать, где им сидеть, мы с тобой, пожалуй, не
можем…
— Да уж… целый день языками чешут, а такие крутые, куда
деваться…
— Ты повнимательнее будь, если что-то не так, сразу ко
мне.
Беспокойство тугим клубком залегло где-то в левой стороне
груди и больше не отпускало. В три часа в ординаторскую постучали. Я крикнула:
— Да.
Дверь открылась, заглянула Ася и сказала:
— Марина Сергеевна, тут родственник больного,
спрашивает о состоянии…
— Проходите, — кивнула я, и он вошел.
— Здравствуйте.
Его глаза впились в мое лицо и проглотили его вместе с белой
шапочкой на голове.
— Садитесь, пожалуйста, — сказала я и стала
перекладывать на столе бумаги. Мне требовалась как минимум минута, чтобы унять
сердцебиение и прийти в себя. Тип, что сидел напротив, вызывал в моей душе
смятение. Узкое лицо, узкие глаза, узкий рот. Хищный, как ястреб. Мне стало
ясно: он именно тот, кого смертельно боялся мой подопечный.
Закончив с бумагами, я сложила руки, довольная тем, что они
не дрожат, ободряюще улыбнулась и сказала:
— Я вас, слушаю.
— Меня интересует Стариков Юрий Петрович.
Я подняла брови.
