Вернулась Анни и рукой в латексной перчатке протянула Сюзанне пластиковый пакет, чтобы та положила в него свою футболку. Она сделала это. Анни улыбнулась. Но у Сюзанны улыбнуться в ответ не получилось.
— Хорошо, — сказала Анни, усаживаясь на стол рядом с ней. — Мне нужно подняться наверх, чтобы оформить кое-какие бумаги. К вам очень скоро придут. Ничего, если вы несколько минут побудете здесь одна?
Сюзанна кивнула и опустила голову. Ее волосы раскачивались, словно занавески под легким ветерком.
— Вот и хорошо. Сейчас подойдет доктор.
Анни положила руку Сюзанне на плечо и снова слегка сжала пальцы.
После еще одного короткого пожатия она убрала руку, встала и вышла из комнаты.
Теперь здесь была только Сюзанна. Одна, но в окружении целого нового мира, который сложился у нее в голове.
Мысли ее вернулись к предыдущей ночи. К тому сну, который мог быть и не сном. Ее настроение, ее реакция на происшедшее весь день перещелкивались то вперед, то назад, словно какой-то метроном.
«Я все выдумываю. Воображаю немыслимые вещи. Только попусту занимаю их время. — А потом: — Нет. Ничего я не выдумываю. Все так и произошло на самом деле, и со мной действительно кто-то был. Кто-то был в моей спальне. В моей постели. Во мне…»
Она попыталась как-то привести в порядок мысли, успокоить выскакивающее из груди сердце. Поджав ноги, она обхватила их руками. Закрыв глаза, постаралась упорядочить дыхание. Но в голове все равно стучало одно и то же:
«Я этому не поддамся… Я этому не поддамся… Я должна быть сильной, быть сильной… Этот ублюдок не должен победить…»
А потом открылась дверь.
Когда на пороге появилась женщина в белом халате, Сюзанна вздрогнула. Полная, на голове практичная короткая стрижка, одежда приглушенных оттенков серого и бежевого. Она заглянула в папку, которую держала в руках.
— Сюзанна… Перри?
В глазах, смотревших на Сюзанну, читалось расчетливое профессиональное безразличие — защитный экран между ней и поломанными судьбами женщин, с которыми ей приходилось сталкиваться каждый день.
— Да. — Голос Сюзанны прозвучал тихо и хрипло, как будто от долгого бездействия он сел. Она прокашлялась и повторила уже громче: — Да.
На лице доктора появилась улыбка, которая пробилась через защитный экран и достигла ее глаз, показывая, что, несмотря на все старания не втягиваться в проблемы пациентов, она по-прежнему оставалась живым человеком.
— Я доктор Уинтер, — сказала она, продолжая улыбаться и стараясь подбодрить Сюзанну. Она снова заглянула в папку и подняла глаза на девушку. — Хорошо, — сказала она. Голос ее звучал тепло и успокаивающе, словно она читала сказку детям. — Первым делом я хотела бы получить мочу на анализ.
Доктор Уинтер направила ее в туалет, дав с собой две небольшие баночки. Сюзанна сделала то, что от нее требовалось, и, вернувшись с заполненными баночками, поставила их на стол, как ее просили.
— О’кей, — сказала доктор Уинтер, натягивая на руки латексные перчатки, — если бы вы могли просто прилечь на этот стол…
Сюзанна сделала то, что ей сказали.
— Ноги, пожалуйста, согните в коленях и раздвиньте. Я постараюсь сделать как можно более безболезненно…
Сюзанна откинула голову назад и закрыла глаза. До этого момента она чувствовала себя нормально. Но этой части она боялась больше всего.
Глава 12
После обеда вовсю светило солнце, и парк Кастл, казалось, специально был предназначен для того, чтобы наслаждаться этим идеальным днем в идеальном месте.
Находящийся здесь старинный замок простоял уже две тысячи лет и, похоже, был готов простоять еще столько же. Ухоженные клумбы, огороженные бордюрным камнем, буйно цвели, по аккуратным дорожкам прогуливались люди. Даже те, кто спешил по своим ежедневным делам или торопился на деловую встречу, невольно замедляли шаг, чтобы полюбоваться окружающей красотой. Марина чувствовала себя так, будто попала на короткие каникулы в другой мир.
Позади замка был спуск к небольшому озеру и детским игровым площадкам. Для Марины, которая сидела на лавочке, наслаждаясь прекрасным видом, этот замок всегда ассоциировался с Боудиккой
[6]
и ее армией, несущейся вперед на сверкающих колесницах. Но там, где когда-то грозная королева-воительница стегала кнутом своих лошадей, атакуя расположенный на холме замок и уклоняясь от вражеских стрел и копий, сейчас было полно школьников, пришедших на экскурсию со своим учителем, а по дорожкам везли детские коляски молодые мамы и няни. Для замка единственная угроза реального нападения исходила сейчас от вывалившей из автобусов гурьбы учеников младших классов да еще от изредка попадавшихся здесь затянутых в лайкру мамаш, для которых путь вверх по склону холма составлял часть маршрута для бега трусцой.
Одна из таких как раз пробегала мимо Марины. Она подняла глаза и улыбнулась ей. Худая загорелая блондинка с потным лицом и волосами, завязанными на затылке в тугой конский хвост, заметила Марину, которая сидела, одной рукой придерживая коляску Джозефины, и улыбнулась в ответ.
— Должна бегать, — тяжело дыша на бегу, бросила женщина, — чтобы вернуть форму…
И побежала дальше.
Марина смотрела ей вслед. Что она имела в виду, когда говорила о возвращении формы? Фигура женщины выглядела идеальной. Стройная, подтянутая, на животе ни малейших следов обвисания.
Несмотря на яркое солнце, Марине вдруг стало холодно, словно ее накрыла темная туча из прошлого. Может быть, именно это от нее и ожидается? Чтобы она бегала, стараясь вернуть былую форму? Оценивающе осматривать свое тело молодой мамы и решать, приемлемо оно или нет? Она не собиралась этого делать. Она не могла этого принять.
Мысли Марины вернулись к беременности. Какой она была раньше, до Фила. Когда еще Тони был… был с ней. Для нее это было довольно тяжело. Она чувствовала себя так, будто была первой, кто когда-либо испытывал то, что ощущала тогда она. У нее не было никакой эйфории, не было радости, которую, как ей говорили, она будет испытывать. Был только ужас. Малодушный страх.
А потом появился Фил. Они сошлись снова, и, хотя это было довольно болезненным процессом, она надеялась, что теперь, когда он, настоящий отец Джозефины, был с ней, дальше все уже будет хорошо. Она наконец-то успокоится. И будет наслаждаться переменами, происходящими в ее жизни.
Но…
Всякий раз, когда Марина смотрела на Джозефину, она вспоминала о том, что произошло. О мрачной реальности, а не о том солнечном и полном красок мире, который был сейчас перед ней. Она видела не ребенка, а живой укор, тяжкую ношу своей вины.
