Первое, что он ощутил, было зловоние. Запах запустения, влаги, тлена ударил в нос. Смрад облепил его лицо холодной маской. Он достал латексные перчатки: во-первых, таковы требования, во-вторых, он и сам не рискнул бы ни к чему прикасаться.
Фил никак не мог избавиться от какого-то иррационального чувства. Он пытался его проанализировать, но не мог: ему было просто не по себе. А ведь он бывал в куда более опасных местах. В таких, где его собственная жизнь висела на волоске. Порой тело сковывало очередной атакой паники. Почему же ему так гадко входить сюда, в обычный пустой старый дом? Этого он объяснить не мог, но и побороть свой страх не мог тоже.
По всей вероятности, это была гостиная. Да уж, давненько сюда не захаживали гости — по крайней мере, человеческой расы. Мелкие темные тени бросились врассыпную, попрятались по щелям и дырам. Фил провел по полу лучом фонарика — кое-где темнели зазоры от сгнивших и провалившихся половиц. Подвала, впрочем, заметно не было.
Если что и уцелело в этой комнате, так это продукты распада. Компостное месиво из коробок из-под пиццы и заплесневелых оберток шаурмы. Ржавые банки из-под крепкого пива, пыльные бутылки. Окурки, как от сигарет, так и от косяков, на каждом шагу. А раз здесь все это потребляли, то и выделения в углу были неизбежны. Кал выглядел таким же старым и заскорузлым, как и все прочее.
Промокшие листы картона и полуистлевшее одеяло служили кому-то кроватью, а заляпанные смятые листы потрепанных порножурналов — развлечением перед сном. Судя по слою пыли на поверхности всех без исключения предметов, на этой кровати давно никто не спал, а журналы давно обходились без благодарных читателей.
Два разбитых окна в дальней стене объясняли, как сюда могли попасть, а затем удалиться отсюда предыдущие постояльцы. Филу показалось, что он что-то услышал, какой-то шорох неподалеку. Он выпрямился и прислушался.
— Эй! Есть здесь кто-нибудь?
Ответа не последовало. Только эхо его собственного голоса, постепенно затихающее среди руин. Почувствовав, что сердце в груди забилось быстрее, он свернул направо, в помещение, некогда служившее кухней. Шкафчики, как ни странно, почти все уцелели; никто не позарился и на останки плиты в углу и старый холодильник, распахнутый настежь. Стены тут когда-то были ярко-желтыми, но поблекли и обросли плесенью, словно устали отстаивать свою яркость.
Задняя дверь вела в сад. Он дернул за ручку, но та не поддалась. Стекло было забито фанерой.
Еще раз пробежав фонариком по всем уголкам и шкафчикам и даже заглянув в духовку, Фил вернулся в гостиную. Он попытался представить, как это жилище выглядело раньше, но не смог: разложение проникло слишком глубоко. Свернув налево, он увидел лестницу и начал подниматься по ступеням.
На следующем пролете оказалось три двери. Та, что справа, вела в разрушенную ванную со сбитым умывальником, расколотым надвое унитазом и ванной, превратившейся в рассадник плесени. За дверью слева оказалась спальня, в которой не осталось вообще никакой мебели. Только стены с облупившейся краской, прогнивший паркет и заколоченные окна. Только грязь и пыль. Обоев на стенах, видимо, никогда не было, лишь слой краски, некогда изумрудной. На паркете тоже угадывалась зелень. Фил провел фонариком — и что-то на миг завладело его вниманием. Он подошел к стене.
Тот же узор, что они обнаружили в подвале возле клетки. Не пентаграмма, а просто какой-то… странный знак. И теперь, увидев его во второй раз, Фил почувствовал, как внутри что-то щелкнуло. Как будто провернулся барабан в сейфовом замке.
Он узнал этот знак. По-прежнему не понимая его значения, он узнал его бессознательно — и давно знакомые обручи сковали ему грудь. Это была не полноценная паника — скорее, какое-то глубинное, мутное, неуютное ощущение. Символ на стене, все еще неразгаданный, точно не сулил ничего хорошего.
Борясь с паникой, он попятился и толкнул третью дверь.
И тут же отлетел обратно на площадку. И упал. Навзничь.
Спина и голова болели от соприкосновения с древесиной, грудь — от силы удара. Из легких, казалось, вышел весь воздух. Он попытался восстановить дыхание, но закашлялся от несусветной вони. Человеческое существо, такое же безобразное, как и сам дом, навалилось на него сверху и с воплями принялось бить по голове.
Времени на размышления не было — Фил реагировал инстинктивно, повинуясь лишь закону самосохранения. Не в силах шевельнуть руками, он коленом двинул противнику между ног. Тот заскулил, как раненый зверь, и отпрянул; удары прекратились, поскольку он зажал пах руками. Фил понимал, что это временная мера, что скоро атака возобновится и нужно ловить момент. Его правый кулак полетел прямо в лицо мужчине. Хрустнул носовой хрящ, брызнула кровь.
Мысленно радуясь, что не забыл надеть перчатки, он нанес еще один удар. Противник уже явно ослабел. Исторгнув жалобный вопль, он отполз в сторону и кинулся вниз по лестнице. Фил, пошатываясь, приподнялся, стараясь дышать ртом. Он до сих пор чувствовал омерзительный запах, словно застрявший у него в ноздрях. Знаки на стене никуда не денутся…
Он бросился в погоню.
Неизвестный к тому времени уже выбежал на улицу, и Фил мчался за ним, оглашая округу криками о помощи. Добежав до первого дома, дикарь свернул к дороге, но, заметив полицейских, служебные машины и толпы зевак, свернул еще раз — к огородам.
К погоне тут же примкнули еще четверо полицейских. Человек, пытавшийся уйти от преследования, напоминал скорее пугало. Исход был предрешен: его повалили на землю еще до того, как он достиг ворот. Через считаные секунды подбежал и Фил.
— Так, давайте-ка поднимем его.
Они помогли дикарю встать, и Фил впервые смог рассмотреть его лицо — гораздо более старое, чем он прикидывал, хотя, возможно, виной тому были длинные седые космы и борода. Лохмотья вместо одежды, струпья вместо кожи. Плюс разбитый нос. И запах. Он словно разлагался прямо на глазах. Фил и не знал, что можно настолько прогнить и при этом остаться в живых.
Мужчина, вконец обессилев, захныкал.
— Надо его куда-нибудь отвести и попытаться поговорить, — сказал Фил.
Он-то надеялся, что это окажется преступник, похититель того ребенка в клетке, но уже догадывался, что ошибся.
ГЛАВА 17
— Проходите, детектив… Филипс, да?
Микки кивнул.
— Сержант Филипс, отдел по борьбе с особо опасными преступлениями.
— Сержант, — повторила она, округлив глаза. — Солидно звучит. Присаживайтесь, пожалуйста.
Микки протянул было руку, но тут же понял, насколько нелеп этот жест, и, смутившись, сел. Будем надеяться, что она ничего не заметила. Впрочем, насмешливая улыбка на ее губах говорила об обратном. Да уж, не самое удачное начало.
Женщине, сидевшей напротив него, было на вид немного за тридцать. Крепкого телосложения, но фигуристая, к тому же в черном платье, которое подчеркивало каждый изгиб. Длинные каштановые волосы, слегка осветленные. Когда Микки наконец умостился, его одарили уже более приветливой улыбкой, которая наверняка не раз сослужила своей обладательнице добрую службу на вечеринках. И на свою улыбку эта женщина привыкла полагаться.
