— Ну, пожалуйста, — прервала его Мелисса. — Медленно, медленно, медленно.
— Хорошо, — пожал плечами Мередит. — Почему бы и нет?
Они еще долго лежали рядом. Мередит гладил крохотные грудки, обводил пальцем нежные сосочки, ласкал углубление, в котором скрывался изящный пупок, проводил ладонью по атласной коже живота, спускаясь к треугольнику мягких пушистых завитков и лишь время от времени, словно невзначай, легонько касаясь пышущего жаром углубления между внутренними поверхностями бедер. И Мелисса обеими руками гладила его тело, обследуя выпуклости на груди, сжимая крепкие бедра и иногда задерживая пальцы на его мощном фаллосе — робко, словно даже боязливо.
Наконец, Мередит, не в силах больше терпеть эту сладостную пытку, взмолился:
— О, Мелисса, я не могу больше!
Он со стоном перекинул через нее ногу, потом лег сверху, и на этот раз его уже не оттолкнули. Его разбухший, нетерпеливо подергивавшийся член проскользнул в лоно Мелиссы, которая закатила глаза и только повторяла, вернее, даже всхлипывала, еле различимо: «Ох, ох, ох, о Боже…»
И снова, и снова.
Прошло довольно много времени, прежде чем Мередит сумел довести ее до пика наслаждения. Наконец, еле слышные придыхания Мелиссы перешли в один сплошной, нарастающий стон, и Мередит, возбужденный до крайности, извергнул свою огнедышащую страсть в самую ее глубину.
Потом они молча лежали, упиваясь сладостной опустошенностью, как до того упивались не менее сладостной страстью. Наконец, когда оба немного ожили, Мелисса попросила Мередита налить шампанского.
Он послушно наполнил для нее бокал.
— А тебе?
— Мне уже достаточно. Я много не пью.
— Ты счастливый.
— Ты так думаешь?
— Да. Впрочем, нет, не знаю. А вот я точно счастливая. Кстати, ты знаешь, что ты первый мужчина, с которым я легла в постель?
— Нет.
— Ты мне не веришь?
— Нет.
— Да, это неправда. Хотя в некотором роде и правда. Ты мой второй мужчина. Первым был мой кузен Никос. Мне тогда было одиннадцать. А ему, кажется, тридцать два.
— Ужасно.
— Да. С тех пор я не знала ни одного мужчину.
— Что ж, пожалуй, в таком случае я тоже выпью шампанского.
Четыре дня спустя они решили пожениться. Решение было принято в постели. Мелисса тут же сняла трубку и продиктовала по телефону телеграмму матери в Париж. Мередит, в свою очередь, позвонил Мерри, но поговорить с дочерью ему не позволили, поскольку она находилась на занятиях в гимнастическом зале. Мередит изложил свои новости мисс Престон.
Будь мисс Престон немного поумнее или прозорливее, она бы поняла, что ее час пробил, и возобновила бы натиск с помощью шоколада и выражений чувств. Она же ограничилась лишь тем, что, повстречав Мерри после обедни, поздравила ее.
Мерри, даже не улыбнувшись, произнесла: «Благодарю вас, мисс Престон» и последовала в столовую.
Мисс Престон вознегодовала. Еще никогда ей не приходилось сталкиваться с такой холодной и бездушной девушкой.
Однако Мерри отнюдь нельзя было упрекнуть в бездушии. Просто она отчаянно пыталась не показать вида, насколько огорчена, старалась сделать так, чтобы никто не догадался, что она влюблена в своего отца и буквально убита горем из-за того, что отец снова женится. Она даже не могла поделиться своими чувствами с Хелен, родители которой, а также отчим и мачеха и очередной отчим и очередная мачеха женились, разводились и выходили замуж едва ли не каждую неделю.
Днем, когда скрыть от посторонних глаз то, что творилось в ее душе, было слишком трудно, Мерри старалась не думать на эту тему, зато по ночам, дождавшись, пока погаснет свет, она целиком отдавалась своим мыслям.
На следующий день настала среда, которая считалась в школе «Мазер» полувыходным днем. С утра были занятия, а после ленча воспитанницы были предоставлены сами себе. В это время обычно все отдыхали.
Мерри спустилась в вестибюль, зашла в местную лавку и купила помаду, румяна и тени для век. Тем самым она нарушила школьный устав, согласно которому воспитанницам воспрещалось пользоваться косметикой или даже держать ее в школе. Мерри купила также маленькую баночку кольдкрема и упаковку гигиенических салфеток, что правилами не возбранялось.
Прихватив с собой покупки, она отправилась на вокзал, где можно было укрыться от любопытных взоров в дамском туалете. Там Мерри накрасила губы, наложила тени и подрумянила щеки. Тени, помаду и румяна она после этого выбросила, оставив себе только крем и салфетки. Затем, приобретя облик, не позволяющий заподозрить в ней воспитанницу школы «Мазер», Мерри заглянула в ближайший винный магазинчик и попросила кварту виски «Блек лейбл» — единственную марку, которую знала.
— Восемнадцать-то есть? — буркнул из-за прилавка хозяин.
— Самый приятный вопрос, который я сегодня слышала, — лукаво улыбнулась Мерри.
— Так есть или нет? — настаивал владелец магазинчика.
— Конечно, есть.
— А водительские права есть?
— Да, — ответила Мерри, быстро соображая. — Только они в машине. Вон стоит моя машина, видите?
Она неопределенно махнула рукой в сторону улицы. — Угу. Ладно. Времена-то какие — сами понимаете. А спросить я обязан — закон есть закон.
— Конечно, вы правы.
Он протянул ей бутылочку «Блэк лейбл», и Мерри расплатилась. Потом она вернулась на вокзал, сразу прошла в дамский туалет, счистила с себя всю косметику и насухо вытерла лицо. И возвратилась в школу. Бутылочку виски припрятала в пакет с бельем, который хранила в стенном шкафу.
Извлекла она виски из тайника только вечером, после ужина. Хелен сидела в гостиной, готовясь к завтрашнему семинару. Она привыкла, что Мерри рано уединяется в спальне, поскольку Мерри всегда читала на ночь. Так что ничего необычного в том, что Мерри ушла в свою крохотную спаленку, не было. Тем более что она на глазах у Хелен прихватила с собой книгу. Мерри налила виски в пластиковый стакан для полоскания рта и выпила залпом, не разбавляя — ни льда, ни содовой, ни даже обычной воды у нее не было. Сначала ей обожгло горло и живот, но потом жжение кончилось, а по всему телу разлилось приятное тепло. Неплохо, совсем неплохо. Впрочем, Мерри поставила себе задачу напиться, поэтому, окажись даже первое ощущение совсем тошнотворным, она все равно продолжала бы добиваться своей цели. Меньше чем через час Мерри осознала, что, наконец, набралась до чертиков. Щеки казались резиновыми, а язык одеревенел и ворочался с трудом. Тело охватила приятная истома, а в голове было удивительно легко и пусто. Очаровательно пусто. Неотразимо.
Мерри бросила взгляд на будильник, стоявший на бюро. Стрелки показывали только без двадцати пяти десять. Мерри вылезла из постели, споткнулась, хихикнула, потом, пошатываясь, выбрела в гостиную.
