– Кирилл Степаныч! – отчаянно возопил охранник,
несомненно, страстно желавший, чтобы старый и опытный дядя Мазур принял на себя
все тягостные хлопоты.
– Некогда! – рявкнул Мазур. – Нужно срочно…
Он намеренно и оборвал на этой многозначительной ноте, чтобы
не терять времени. Конечно, они и не пытались его остановить, не опамятовались
еще.
* * *
…Он старался не нарушать правила очень уж нагло, но везде,
где только мог, подрезал, проскакивал на желтый, вылетал на встречную.
Чертовски хотелось ошибиться, решить, что он гонит в уютный окраинный
бордельчик зря, что Гвоздем все и ограничится… но холодная логика профессионала
подсказывала: пошла усердная зачистка, бесстрастно и хватко рубятся концы, и
вполне можно опоздать…
Еще издали, завидев красно-белый шлагбаум поперек солидных
кирпичных столбов, он начал отчаянно сигналить: так, что шлагбаум взлетел
вверх, что твоя птичка. Лихо затормозив, Мазур влетел в привратницкую, рявкнул
с порога:
– Все спокойно?
Охранник, тот самый, что в прошлый раз встречал их с Бычей,
подтянулся и прилежно отрапортовал:
– Никаких происшествий не было!
– Приезжал кто-нибудь в последние полчаса?
– Ни единой живой души… Только с час назад заехал клиент к
нашей… к Ларке, короче.
– Пушка у тебя есть? – спросил Мазур. – Отлично.
Занять глухую оборону, никого не впускать. Ни своих, ни чужих, понятно? –
И, чтобы избежать лишних объяснений, добавил: – Папа приказал, усек? Кто
бы ни стал ломиться, пушку в лоб, клади мордой на асфальт… Живого клади, орел,
ясно?
Выскочил на улицу, огляделся словно волк, пытающийся понять:
не притаились ли поблизости эти чертовы двуногие со своими гремящими палками.
Тишина и благолепие вроде бы, оазис, как уже говорилось…
– Зажги свет на территории! – крикнул Мазур в
распахнутую дверь. – Совсем темно уже…
И размашистыми шагами направился к невысокому крыльцу. Он
был на полпути, когда холодным ртутным светом вспыхнули уличные фонари.
Верзила в роскошном вестибюле опять-таки был тот же самый,
завидев Мазура, кивнул, как своему.
– Кто в здании? – быстро спросил Мазур.
– Телепузик и Ларка с клиентом, – преспокойно
отрапортовал привратник. – А что?
– Запри входную дверь, – распорядился Мазур
непререкаемым тоном. – Пушку наготове. Кто бы ни ломился, не пускать.
– А что случилось? – Судя по благодушной роже, до этого
орелика еще не дошла серьезность ситуации, да оно и понятно, откуда ему
проникнуться, в здешнем уюте сидючи и не видевши мертвого босса?
– Папу убили.
– Чего-о? Шутите?
– Ага! – рявкнул Мазур, давая выход эмоциям. – С
другого конца города ехал, чтобы с тобой пошутить, всю жизнь мечтал! Дверь
запри! И пушку под рукой держи! – Он сделал над собой некоторое усилие,
смог даже улыбнуться. – Потому что, не исключено, всех нас тут сейчас
будут убивать. Мочить, если тебе так понятнее…
Слева, из сауны, не доносилось никаких таких особенных
звуков – то ли там отдыхали от трудов праведных, то ли клиент на сей раз
попался скромный, не стремившийся в интимной жизни к лишней огласке. Прыгая
через две ступеньки, Мазур поднялся на второй этаж, в комнату с телевизорами.
Телепузик, разумеется, торчал у монитора, всецело поглощенный зрелищем.
– Вуайеризмом маемся помаленьку? – спросил Мазур.
Телепузик неохотно отвлекся:
– Да ну… Вуайеризм – это когда вживую подглядывают, а ежели
по ящику, то получается всего-навсего просмотр порнухи… Вы по какой надобности?
– По неотложной, – сказал Мазур. – Процесс, я так
понимаю, идет?
– Ага. Во – фантазер…
Зайдя за стойку, Мазур глянул на экран, покрутил головой.
Очередной клиент и впрямь оказался субъектом с нездоровой фантазией – даже на
взгляд видавшего виды мужика, позиция, в которую он установил Лару, была, мягко
говоря, затейливой.
– А? – хихикнул толстяк. – Кама с утра и кама с
вечера… А вообще, надо потом попробовать…
– Долго ему еще елозить? – нетерпеливо спросил Мазур, с
поджатыми губами косясь на экран и гадая, как же можно получать удовольствие в
такой позе.
– Вот-вот время выйдет… Минут десять осталось.
– Это чересчур, – задумчиво сказал Мазур. – Нет у
нас столько времени, чует моя душа… Иди живенько и вышиби его к чертовой
матери, придумай что-нибудь…
– Но ведь…
– Я кому сказал? – грозно прикрикнул Мазур.
Телепузик, после известных событий питавший к нему
нешуточное уважение, замешанное, понятно, на страхе, начал приподниматься,
что-то обиженно бурча под нос.
В следующий миг Мазур ослеп.
Темнота была непроницаемой и абсолютной. На короткое время
он растерялся, но тут же пришел в норму, услышав оханье Телепузика:
– Бля, надо же… Свет вырубило…
Все моментально встало на свои места. Никаких катаклизмов не
произошло, и с глазами ничегошеньки не случилось – просто-напросто вырубился
свет…
Просто-напросто?! Что-то не верилось в данный момент в любые
совпадения…
Шторы на окнах были плотными, надежными. Так что различить
что-то в наступившем мраке могла бы разве что сова или человек, снабженный
прибором ночного видения. Ничего подобного у Мазура в заначке не имелось, не
Джеймс Бонд, чай, и он слепо таращился в темноту…
И упал за стойку, затаил дыхание отнюдь не потому, что
увидел шевеление у двери, – попросту отреагировал на легонький скрип
петель по многолетней привычке бороться за свою жизнь с напряжением всех
человеческих сил…
Щелкнул характерный хлопок – и рядом с Мазуром грянулось об
пол тяжелое тело.
Несколько секунд конечности еще конвульсивно постукивали по
линолеуму, потом все стихло. Телепузик больше не шевелился, и Мазур понимал,
что с ним покончено. С одного выстрела наповал, в кромешной тьме – такое могло
означать только одно: стрелявший не сверхъестественное существо и не сова, у
него всего лишь с собой «ночной глаз», и не обязательно навороченный, тут
достаточно отечественной «Ящерицы»…
Медленно-медленно, не производя ни малейшего шороха, Мазур
согнул руку, отстегнул большим пальцем кнопку «горизонталки» и вытянул
пистолет. Замер, обратившись в слух, бесшумно дыша. При всем его опыте шансы
были хреновые – он не видел ни зги, а противник, наоборот, владел ситуацией.
Невесело…
Глаза начали самую-самую малость различать оттенки и отливы
в темноте, легче от этого не стало, но комната больше не казалась внутренностью
наглухо закупоренной бочки. Слух, слух, сейчас нет ничего важнее слуха…
