– Ну, а ты?
– Я-то? – усмехнулся Ковбой не без гордости. – А я
подумал, что ни к чему мне порох изобретать и Америку открывать. Пока Гвоздь
колол доцента, взял я за жопку его, так сказать, заместителя. Вам детали
интересны? Как мы его убеждали?
– Никоим образом, – сказал Мазур.
– Ну, тем лучше, время сэкономим… Да вы не смотрите на меня
так, мы ему паяльник в зад не пихали и яйца в дверь не вставляли. На кой хер?
Просто обрисовали ему, как культурному человеку, все плюсы и минусы
изменившейся обстановки… а он, поразмыслив, выбрал плюсы, а не минусы.
– Перевербовался?
– И быстренько, – хохотнул Ковбой. –
В конце-то концов… Я ж на перспективу работаю, к чему уродовать клиента?
Хрен с ним, пусть гребет свой процентик, лишь бы работал честно. Словом, сейчас
на раскопе есть засланный казачок от Гвоздя и есть – от меня. И когда все будет
трудолюбиво упаковано, даст он мне сигнальчик, а я уж постараюсь, чтобы
грузовичок пришел совсем не туда, куда Гвоздь планировал. Так оно дешевле и
проще. Места глухие, закон – тайга, медведь за прокурора… Говорю же, пара дней
осталась, они до могилы вот-вот доберутся… Гвоздь собирался сразу отправить
грузовичок в Китай по налаженному каналу… может, и я так же сделаю. Канал,
заверяют, вполне надежный, китаезам нет смысла нас обманывать, они ж тоже на
долгосрочную перспективу настроены. Есть у них там такая девка… тоже то ли
кандидат, то ли доцент. Вера Сулужекова, вроде бы из Улан-Удэ.
– Ты с ней встречался? – спросил Мазур, постаравшись
сохранить непроницаемое лицо и заранее зная ответ.
– Нет пока, – сказал Ковбой. – Она ж у них как
челнок – то на ту сторону, то на эту. Потом потолкуем.
«Не врет, – подумал Мазур. – Он и в самом деле не
подозревает, что Вера и Гейша – одно и то же лицо. Потому и жив до сих пор,
десантник хренов…»
– Ну хорошо, – сказал он удовлетворенно. – Сейчас
мы с тобой пройдемся по деталям и подробностям, а потом вместе подумаем, как
смоделировать будущее так, чтобы для обоих получилась максимальная польза…
* * *
…Примерно через полчаса он вышел из кабинетика Ковбоя и
вразвалочку направился по коридору, мурлыкая под нос старую, еще времен финской
войны, незатейливую армейскую песенку:
Чтоб меткость и сноровку
Иметь в бою,
Храни, боец, винтовку,
Как жизнь свою…
А может, это была и не песенка, а лозунг с агитплаката, он
не помнил точно. И черт с ним, главное, к цели он продвинулся прямо-таки
здорово. Не следовало расслабляться и уж тем более почивать на лаврах, но все
же это была маленькая победа…
Катя, беззаботно болтая ногой, положив рядом пистолет,
сидела на стойке, глядя сверху вниз на скрючившихся в неудобной позе верзил,
они, в общем, сидели смирненько, только иногда злым шепотом фантазировали
вслух, что они учинят, когда Катя попадет к ним в лапы, – правда, особой
оригинальностью эти бесплодные мечтания не отличались.
– Вы что тут расселись, декаденты? – наигранно удивился
Мазур.
Склонился над ними и в два счета, без помощи ключа освободил
от наручников, используя простейшие подручные средства. После чего заботливо
убрал казенное имущество в карман и предосторожности ради отступил на шаг.
– Вставайте, вставайте, все в порядке, мы с Ковбоем
договорились, так что возвращайтесь на рабочие места…
Глава 8
Умение кидать гаечку
Когда вертолет лесной охраны оторвался от грешной земли,
окруженный упругим ветром, тяжело воспарил в сизый рассвет и, чуть опустив нос,
с могучим лопотаньем винта целеустремленно унесся навстречу розовой полосочке
восхода, Мазур, как множество раз уже случалось в бурном прошлом, попытался
утешить себя нехитрой истиной: это не навсегда. Это – на время, любая операция,
независимо от ее исхода, – не навсегда. Навсегда бывает только смерть, а
это, как ни крути, совсем другое дело, потому что покойник уже ни в чем не
участвует…
В ушах еще стояло тарахтенье вертолетного движка – часовой
перелет на винтокрылом агрегате к приятным впечатлениям ни за что не отнесешь.
Очень уж прочно вертолет ассоциировался у Мазура с работой и проистекающими из
нее неприятностями и хлопотами, ни разу в жизни не случалось отправляться на
вертушке по каким-нибудь мирным надобностям…
Он без нужды поправил ремень автомата, окинул взором свое
немногочисленное воинство, зараженное присутствием двойника, как раковой
опухолью. Воинство, стоя в позе «вольно», ждало приказов отца-командира. То
есть четверо спецназовцев из местного центра и Катя с рацией на спине стояли
выжидательно, несуетливо, как и положено имеющим представление о дисциплине
людям в погонах. Зато Лаврик, как и полагалось стороннему интеллигенту,
высокопробному шпаку до мозга костей, вертелся, как карась на сковородке, сунув
руки в карманы и глуповато ухмыляясь во весь рот.
Как ни присматривался Мазур, вынужден был признать, что
старый знакомый, сподвижник (а временами, увы, и персональный палач)
безукоризнен в исполнении очередной роли. Новехонький камуфляж, хотя и
подходивший по размеру, сидел, как на корове седло, пушистая бороденка
вызывающе топорщилась, являя собой сущее надругательство над воинской
дисциплиной (черт-те сколько лет унеслось с тех пор, как борода дозволялась в
РККА), а уж этот восторженно-глуповатый вид… Мазур поневоле ощутил нечто вроде
мимолетного умиления: старые кадры, изволите ли видеть, свое дело знали и
комедь ломали так, что актерам следовало бы сдохнуть от зависти…
«Вряд ли наш крот Лаврика расшифровал, – пронеслось в
голове у Мазура. – Никак не может этого быть. Против нас сейчас работают
сухопутчики, цивильные, а так уж сложилось, что досье на нас на всех копятся
главным образом в морской разведке по ту сторону Атлантики. Обмен информацией
меж конторами, конечно, имеет место, но, как и повсюду, являет собою очень уж
громоздкий и сложный процесс, так что… Или нет? Или Лаврик ошибается и кому-то
из этих заранее известно?»
Он смотрел на свое воинство в непритворной задумчивости,
старательно обегая взглядом Катю – из-за всей сложности и противоречивости
чувств, вызванных ее присутствием. Четверо самых обыкновенных спецназовцев как
на подбор, не старше тридцати пяти, с безупречным послужным списком и отличными
характеристиками. Мужики как мужики. Вот только один из них, в чем уже не
имеется никаких сомнений, и есть казачок засланный, падло ссученное, предатель,
тварь… И в то же время – ювелир, мастер, волчара, от которого Мазур в той
гостиничке-борделе, что греха таить, едва успел увернуться. Прогрессор из
новых, бля… А если их двое? Может же их оказаться двое? Хотя Лаврик во
всеоружии своего жизненного опыта и уверяет, будто лишь один из четырех… Гадай
не гадай, все равно не вычислишь сейчас, в данную конкретную минуту. Зато в
другом можно быть уверенным – уж на базе-то точно есть второй, он сидит себе за
столом, паскуда, у него тоже отличный послужной список, не подкопаешься…
