Бессмысленно ломать голову, пытаясь вычислить. Над другим
стоит задуматься: какая у кротов задача. Имеют ли они сейчас некое поручение?
Или им велено выполнять свои обязанности как ни в чем не бывало? Плохо верится
что-то, даже посредственный аналитик моментально сопоставит два факта: что
где-то возле границы обретается Гейша и что в том же самом направлении вдруг ни
с того ни с сего двинулась группа спецназа. Тут не нужно быть семи пядей во
лбу, чтобы сложить два и два… Да, но ведь нужно еще снестись, доложить во всех
деталях, нужно, чтобы где-то далеко отсюда оценили новость и приняли решение, а
на все это нужно время… Удалось опередить или противник готов?
Мазур повернул голову – Лаврик приближался к нему, все так
же глуповато ухмыляясь, с медвежьей грацией кабинетного интеллигента, впервые в
жизни оказавшегося в тайге, да еще в высоких армейских ботинках. Остановившись
в двух шагах, Лаврик громко, нахально осведомился:
– Кирилл Степанович, а что, мне какого-нибудь пистолета
так-таки и не полагается? Вон, даже у девушки кобура…
Жлоб, так его и растак. Мало ему тех двух пушек, что под
одеждой упрятаны, одна кобура под бушлатом, вторая на ноге, на щиколотке… Но
ничего тут не попишешь, приходилось усердно поддерживать игру, и Мазур
недовольным тоном старого служаки, без всякого энтузиазма воспринимавшего
этакий вот штатский довесок к группе профессионалов, ответил громко:
– Во-первых, это не девушка, а радист с воинским званием…
Во-вторых… Вы пистолет когда-нибудь в руках держали?
– Не приходилось что-то…
– Вот именно, – проворчал Мазур. – Давайте-ка
сразу внесем ясность. Кирилл Степанович остался дома. Пока мы болтаемся по этим
живописным местам, я для вас – либо товарищ контр-адмирал, либо товарищ
командир, усекли? Чтобы расставить все по местам, давайте-ка определимся раз и
навсегда…
Он взял Лаврика под локоть и повел его в сторонку с видом
непреклонным и чуточку брезгливым. Лаврик послушно семенил рядом. Когда они
отдалились достаточно, заговорил первым, спросил шепотом:
– Ты что на Катьку так таращишься? С этакой
романтической жалостью? Ни к чему чуйства разводить на задании.
– Я просто не пойму, зачем нам девушка в рейде…
– Не девушка, а военнослужащий радист, как ты сам только что
вслух констатировал, – сказал Лаврик. – Ишь, жалельщик… Нечего было
ее трахать, коли уж на то пошло. На каждую юбку кидаешься, орел ты наш…
Мазур угрюмо промолчал. Не оправдываться же было: «Не
виноват я, она сама пришла…» Положим, именно так и обстояло, но этакое
оправдание унизительно для мужской и офицерской чести, каковые понятия,
впрочем, неразделимы…
– В общем, ты мне изволь работать без всяких чуйств, –
сказал Лаврик непреклонно.
– А я и намерен, – сказал Мазур. – На душе только
пасмурно…
– Ничего, переживешь.
– Переживу, – согласился Мазур. – Слушай, ты
уверен, что он – один? Что их не двое?
– Процентов на восемьдесят, – сказал Лаврик, не
раздумывая. – Ну и что? Живем по прежнему принципу: держимся так, словно
весь мир идет на нас войной. В Катьке я могу быть уверенным, потому что это мой
кадр. В тебе – тоже. А вот во всем остальном и во всех остальных… Для
надежности поостережемся. Пошли?
Они возвратились к остальным – Мазур с довольным видом
отца-командира, вразумившего-таки растяпистого штафирку, Лаврик – с унылым и
пристыженным видом истого интеллигента, столкнувшегося с холодной
непреклонностью милитаристской машины. Бросив беглый взгляд на свою команду,
Мазур распорядился:
– Двинулись.
С картой он не сверялся и хитрый приборчик «джи-пи-эс» не
доставал – и без того прекрасно помнил как предписанный маршрут, так и заочно
знакомую местность. И уж конечно, прекрасно помнил полученный приказ, не
отличавшийся какой-то особенной сложностью. Через четыре с лишним километра
будет распадок, а в распадке – старенькая охотничья избушка. Обосновавшись там,
следует выйти на связь с центром и в случае подтверждения первоначального
приказа так в избушке и оставаться, ожидая связного. Вот и все инструкции, не
блещущие особенной сложностью.
Одно немаловажное дополнение: еще до того, как капитан
второго ранга Чеботарь, неприметный служака тайной войны, эти нехитрые инструкции
озвучил, Лаврик предупредил настрого: любые приказы, исходящие не от него,
Мазур может со спокойной совестью проигнорировать, руководствуясь исключительно
собственными думами и насущными потребностями…
Такая вот ситуация, нельзя сказать, чтобы особенно
оригинальная. Кто-нибудь помоложе стал бы непременно задаваться вопросами:
почему это нельзя направиться прямо к раскопу? Какого черта нужно торчать в
избушке, теряя время на сеансы радиосвязи? Что такого ценного может сообщить
связной, и на кой черт он вообще нужен?
Однако Мазур всю свою сознательную жизнь, фигурально
выражаясь, прошагавший строем, давно привык не ломать голову над такими вот
загадками бытия. Приказы принимаешь такими, какие они есть, и точка. Выполняешь
их… или не выполняешь, имея другой приказ, отданный заранее. В любом случае
вопросы типа «почему?» и «зачем?» тебя волновать не должны. Потому что –
перпендикуляр…
…Плохо только, что действительность, как ей и полагается,
сплошь и рядом заставляет отказываться от устоявшихся привычек.
Мазур, достав все-таки карту, стоял на склоне так, чтобы его
не было видно снизу. Распадок, открывшийся взору, в точности походил на свое
изображение: крутой спуск по гребню, этакому бутылочному горлышку, внизу, на
ровном месте, не особенно и живописно протекает ручеек, стиснутое двумя косыми
склонами пространство не столь уж и обширно, вдали виднеется та самая избушка,
невеликое строеньице из потемневших от времени бревен, с двускатной крышей и
застекленными оконцами…
Всего и делов – спуститься по склону, прошагав метров
триста, войти в распадок, до избушки еще с полкилометра… Всего делов.
Вот только он не мог себя заставить сдвинуться с этого
самого места. То, что он чувствовал, было слишком неуловимым, чтобы оформиться
в слова, – тот самый инстинкт зверя, что, надобно вам знать, и кой-кому из
людей свойствен. Из тех людей, что сделали ремеслом убийство себе подобных…
Поколебавшись, он все же помахал Лаврику, подзывая к себе. В
конце-то концов, мало ли о чем командир может советоваться со штатским довеском
именно в этот момент, подчиненных такие вещи не должны касаться вообще…
– Ну и? – тихонько спросил Лаврик. – Почему стоим?
– Потому что я не могу кинуть гаечку, – ответил Мазур.
– То есть?
– Классику помнишь? Зона, гаечки бросают перед собой… Так
вот: не могу я кинуть гаечку, в точности как герой романа…
– А если без лирики?
– Если без лирики… – повторил Мазур. – Если без лирики,
то давненько я не видывал столь великолепных ловушек. Идеальное место для
толковой засады. Стрелки могут располагаться вон там и там… Когда группа
втянется в распадок…
