Он нарочно устроился так, чтобы видеть нужные лица. И был,
пожалуй что, удовлетворен…
Но не было пока что времени думать над этим. Он вскочил,
пригибаясь, кинулся вниз по склону, предварительно подав тем четверым
недвусмысленный приказ посредством нехитрого действа.
Там, внизу, в распадке, двое в камуфляжных бушлатах осторожно
приближались к месту, где пару минут назад стояла избушка, а теперь
громоздилась лишь куча непонятных обломков. Они шли медленно-медленно, выставив
автоматы, явно опасаясь нового взрыва, а еще, конечно же, озадаченные тем, что
так и не увидели, как дичь входит в избушку, но избушка тем не менее рванула…
Мазура эти пешки нисколечко не интересовали в качестве
«языков», а пленных брать, как уже отмечалось, было бы в высшей степени глупо,
поэтому он, застыв лицом, отдал короткий приказ:
– Огонь!
Справа и слева от него приглушенно заработали бесшумки, и те
двое, не успев заорать, не успев толком удивиться, повалились наземь – как
десятки других до них, на других континентах, под другими созвездиями…
– Вадик, Миша, – быстро распорядился Мазур. –
Зачистить там все… В темпе!
Двое двинулись вниз по склону. Мазур подождал еще немного –
на случай, если покойничек соврал и там были еще и другие, если ребят
понадобится прикрыть. Нет, тишина…
В сопровождении оставшейся двойки он двинулся вверх по
склону. Без особой злости подумал: вот и пришли кранты господину капитану
второго ранга В.П. Чеботарю, вот и пришел ему полный и окончательный амбец.
Никто другой просто не мог бы все это устроить, заминировать избушку и засунуть
в рацию компактный, но мощный заряд из хитрых спецназовских арсеналов. Значит,
Чеботарь. Ну, а сигнал мог послать стопроцентно свой, ни о чем таком и не
подозревающий радист Центра – старший по званию просто-напросто приказал ему
отправить сигнал на такой-то частоте, не посвящая, разумеется, в детали и последствия.
Случалось подобное, знаем…
Ну что же. Пока не зашевелится цепочка, пока не выяснят
судьбу бесславно погибшей троицы местных уркаганов, пока у Чеботаря не
зашевелятся подозрения – не убежденность еще, просто подозрения! – группа
может считаться мертвехонькой, что в данной ситуации только на руку. Ах, как
много можно наворотить, пока тебя считают мертвым, какие горы свернуть, господа
мои…
И еще одно накрепко отложилось у него в памяти – физиономия
спецназовца Вадика, опытного служаки, немногословного и несуетливого, как и его
друзья.
Очень примечательным было выражение, непроизвольно возникшее
на сей физиономии. Гораздо больше, нежели вполне естественного изумления, было
непроизвольной, неприкрытой, неконтролируемой обиды.
Рано пока что делать заключения и утверждать со
стопроцентной надежностью, но эта обида… Ну разумеется, наш крот никак не
предполагал и думать не мог, что хозяева решили надежности ради списать в
убытки и его. А следовало бы подумать раньше, соколик мой, следовало бы. Пора
бы знать, что слишком много знающие пешки, вербованные подметки, обречены.
Особенно в таких вот делах. И разнесло бы тебя в клочки вместе с нами со всеми,
и надежнейшим образом были бы обрублены кое-какие концы…
Когда они собрались все вместе, Мазур, поочередно обведя их
взглядом, сказал без особых эмоций:
– Ну что же, такие дела… Очень советую не ломать над всем
происшедшим голову – не до того. Все тут люди взрослые, имеют кое-какое
представление о сложностях жизни. Уходим по маршруту, нам, если помните,
работать и работать… – Он сурово уставился на Лаврика. – Вопросы, товарищ
научный консультант?
– Да нет, какие тут вопросы… – испуганно и растерянно
пробормотал бородатый интеллигент.
– Вот и отлично, – сказал Мазур. – Шагом марш…
Часть вторая. Она где-то там
Глава 1
У человека было четыре тени…
Знаете ли вы сибирскую ночь? О, вы не знаете сибирской ночи!
А в общем, картина довольно близка к чеканным строкам
классика, кокетства ради притворявшегося пасечником. Месяц, пожалуй, и в самом
деле глядит с середины неба, необъятный небесный свод… ну да, раздался,
раздвинулся еще необъятнее. Земля вся в серебряном свете, и чудный воздух и
прозрачно-душен, и полон неги, и движет океан благоуханий – в данном конкретном
случае речь идет, безусловно, об устойчивом амбре специфических китайских
приправ, коими тянет от стоящих в отдалении двух огромных армейских палаток,
где обитают безропотные жители Поднебесной империи, усердно выполняющие на
раскопе роль чернорабочих.
И что там дальше? Ага, недвижно, вдохновенно стали леса,
полные мрака, и кинули огромную тень от себя. Девственные чащи пугливо
протянули свои корни в ключевой холод, весь ландшафт спит, сыплется
величественный гром сибирской рыси, орущей где-то вдали, и чудится, что и месяц
заслушался его посреди неба.
«А главное – на душе, – сказал себе Мазур, наизусть
помнивший заученные в школе великие строки. – Насчет души Микола Василич
попал в самую точку. Как про нас писано. А на душе и необъятно, и чудно, и
толпы серебряных видений стройно возникают в ее глубине. Точно, про нас. Именно
такие чувства, светлые и поэтические, рождаются в душе, когда сидишь таежной
ночью, прижав к уху миниатюрный наушник, и подслушиваешь приватные разговоры
сидящих за бутылочкой господ военных, понятия не имеющих, что к ним в палатку
хитрюга Лаврик еще по светлому времени определил крохотный микрофон… Да еще
предаешься этому пошлому занятию в компании своей последней женщины, которая в
настоящий момент и не женщина вовсе, а боевая единица контрразведки
соответствующего рода войск…»
Вообще-то, ничего особенно уж похабного или шокирующего там,
в тесной палатке, не произносилось – так, обычный треп армейцев со стажем,
господ спецназовцев, конечно же, контрабандой протащивших некоторое количество
водки и на это задание. Согласно устойчивой традиции, против которой любые
уставы бессильны, ибо в чем-то изначально расходятся с потребностями жизни…
Отцу-командиру, то бишь Мазуру, особенно косточки и не
перемывали – поскольку мало о нем слышали, в основном знакомы были с туманными
слухами (а это означало, увы, что неумолимый бег времени берет свое, поколения
сменяются, и живые, функционирующие еще волкодавы уже помимо воли становятся
мифами «раньшего времени»…).
Кате не повезло гораздо больше – ей, как и Мазуру, пришлось
с каменным выражением лица выслушать подробное и обстоятельное обсуждение
своих, если можно так выразиться, технических характеристик. Равным образом и
нескольких версий, с точки зрения четверки, объяснявших ее присутствие в
засекреченной экспедиции. Все версии в конце концов сводились к
одному-единственному варианту, не самым лучшим образом характеризовавшему как
молодую радистку, так и залетного адмирала. Впрочем, косточки им перемывали без
особых эмоций, с грустной завистью мелких армейских винтиков, прекрасно
знающих, что тенденции таковой столько же лет, сколько и самим регулярным
армиям: взять хотя бы походно-полевых гетер фельдмаршала Македонского…
