С некоторым трудом Мазур все же опознал капитана Гену. Рожа
у него опухла и побагровела, но состояние вояки особых опасений у Мазура не
вызывало – жизненный опыт учит, что в преддверии смерти люди обычно не
матерятся, тем более длинно и затейливо. Будет жить, никуда не денется…
Мазур переступил через лежащего, заглянул внутрь. Увиденное
напоминало известное батальное полотно о разборке князя Игоря Святославича то
ли с половцами, то ли с иными нехристями – внутри палатки помещалось еще двое
вояк и доцент-камикадзе. Они тоже выглядели весьма предосудительно, однако,
судя по шевелению и оханью, пока что не собирались покидать наш грешный мир.
Выйдя наружу, Мазур присел на корточки перед лежащим и безжалостно
поинтересовался:
– Ничего не хотите доложить старшему по званию, капитан?
К обуревавшим капитана страданиям добавился еще и жгучий
стыд, превративший его опухшую физиономию в нечто вовсе уж монструозное. Однако
Мазур, не поддаваясь глупой жалости, сказал холодно:
– Водку пьянствовать вредно… по крайней мере, чужую водку.
Ладно, очухивайтесь пока, жертвы провокации, благо есть кому за вас
потрудиться…
Размашистыми шагами достиг огромной армейской палатки и
заглянул внутрь. Там смирнехонько сидели человек двадцать, глядя на него с тем
самым пресловутым азиатским бесстрастием на раскосых и худых
физиономиях, – в полном соответствии с канонами восточной философии
пережидали непонятные им разборки белых людей. Впрочем, вряд ли эти обормоты
имели какое-то понятие о философии: крестьяне на заработках, кто ж еще…
– По-русски кто-нибудь понимает? – громко спросил
Мазур.
После затянувшегося молчания ради пущей лингвистической
убедительности перекинул автомат из-за спины под мышку и рявкнул погромче:
– Я спросил: по-русски понимает кто?
На сей раз наметились некоторые подвижки: несколько голов,
как по команде, повернулись в сторону субъекта неопределенного возраста – то ли
двадцати годочков, то ли шестидесяти. Субъект сделал явно страдальческую
гримасу, словно прятавшийся школьник, которого водящий застукал. К нему
поворачивалось все больше голов – соплеменники, положительно, хотели сделать
его крайним во всех этих пугающих непонятках. Подчиняясь неизбежности, субъект
встал, поддернул грязные тренировочные штаны и неторопливо стал пробираться к
Мазуру, остановился в двух шагах, низехонько поклонился и сообщил:
– Меня звать Фань, меня понимает русски, полковник.
– Бабушка твоя – полковник, – сказал Мазур
беззлобно. – Я адмирал.
На лице узкоглазого отразилось искреннее непонимание:
– Адмирал – кто?
– Как генерал, только на море, – сказал Мазур. –
Понял?
Понял, обормот – поклонился еще ниже, заверил:
– Меня понял, море, Владивостока… – и почти без ошибок
запустил затейливую фразу, позволявшую судить, что он и в самом деле общался с
господами российскими моряками.
– Это точно, – сказал Мазур. – Кто тут главный?
– Меня староста…
– Совсем отлично, – сказал Мазур. – Знаешь, что
такое покойники? Это когда человек был живой, а потом стал дохлый…
– Меня понял…
– Гений, – сказал Мазур чуть ли не растроганно. –
Там есть покойник. Взять лопаты и всех закопать. Быстро и качественно.
Живо! – рявкнул он, исказившись в лице.
Он тоже не был знатоком восточной философии, но хорошо знал
мало изменившиеся за тысячелетия классические восточные порядки: уклад тамошний
всегда представлял собой пирамиду, где то и дело вышестоящие орут на
нижестоящих, а то и палкой чествуют. И что бы там ни чирикали о правах
человека, Восток – дело тонкое…
Судя по виду тщедушного старосты, услышав грозный рык пусть
и неведомого, но определенно начальства, тот воспрянул духом, вмиг оказавшись в
простой и насквозь понятной системе отношений. Тут же обернулся и, в свою
очередь, визгливо заорал на своих нижестоящих, а те проворно вскочили и
кинулись к выходу, едва не стоптав от усердия Мазура.
Тут все тоже было в порядке. Мазур направился к лагерю – как
раз вовремя, чтобы столкнуться нос к носу с этим сукиным сыном, что сначала лег
под Гвоздя, а потом проворно переметнулся к Ковбою. Господин кандидат
исторических наук Никольский, толстый, романтически бородатый и ухоженный,
выглядел несколько шокированным, но все же довольно бодрым. Он обнаглел
настолько, что еще издали громко воскликнул, разведя руками:
– Ну надо же, сюрпризы, эти отморозки…
Мазур с ходу ткнул ему под ложечку прикладом автомата, а
потом, не снижая темпа, нанес несколько ударов по организму так, чтобы
причинить максимальную боль, но не повредить ничего жизненно важного,
приговаривая:
– Это тебе за перестройку, это тебе за Гайдара, это тебе за
демократические ценности, а это за то, что не предупредил, сука, хотя я тебе
настрого велел…
– Ты что это там делаешь? – раздался за спиной голос
Лаврика.
– Интеллигента бью, суку, – сказал Мазур, немного остыв
и с сожалением оторвавшись от увлекательного занятия.
– Дело, конечно, хорошее, – сказал Лаврик. – Но
нет у нас времени на развлечения. Пойдем пошепчемся?
Они отошли к лесу. Мазур оглянулся. Китайцы уже суетились,
как бодрые муравьи: выкрикивая в такт какую-то свою ритмичную приговорку,
вереницей волокли покойников куда-то за раскоп, следом поспешали другие, с
лопатами, а сбоку бежал староста, весь из себя суетливый и деловой,
беспрестанно подбадривая коллектив пронзительными воплями, в которых русскому
уху моментально угадывалась знакомая матерщина, хотя речь, конечно, шла о
простом созвучии: сунь в чай и вынь сухим…
– Ребятки, в общем, в норме, – сказал Лаврик. –
Относительно, конечно. Им еще долго отлеживаться. Ну, все хорошо, что хорошо
кончается, слава богу, этот сучий потрох убивать никого не планировал…
Мазур сказал почти беспомощно:
– Слушай, но никто же не мог предвидеть такого оборота
событий… Торговать, понимаешь ли, шпионами. Пошлость какая…
– Стареем, – сказал Лаврик. – Не поспеваем за
рыночным мышлением. Скажу тебе по секрету, я тоже такого в расчет не брал, мне
и в голову не могло прийти… Мы к другим раскладам привыкли, двухцветным, как
черно-белое кино… Ладно. Пора что-то решать. Можно, конечно, ждать у моря
погоды, но в данном случае это не самый выигрышный вариант… Предлагаю, не теряя
времени, выдвигаться к той явке. К заброшенному храму. Мы с тобой поедем, а
Катюха останется на хозяйстве. Она справится, девка хваткая. Да и молния два
раза в одно место не бьет… Машина есть, видал, какая зверюга? До места –
всего-то километров тридцать. Домчим с ветерком. Как тебе идея?
– Я бы сказал, идея весьма неплоха, – медленно сказал
Мазур. – Лучшее, что тут можно придумать, – засада в лагере и
мобильная группа на маршруте. Вот только…
