Краем глаза Мазур разглядывал тюки – что бы там ни было, это
что-то напрочь лишено угловатых очертаний. Нечто мягкое, легко принимающее форму
тары. Травка, а? Ну, в таких местах приличные люди незнакомым подобных вопросов
не задают…
– Ну что, счастливого пути? – спросил Мазур дружелюбным
тоном.
– И вам счастливенько, – отозвался дядя с автоматом.
Он бросил в сторону склона один короткий взгляд – и оттуда
тут же проворно спустился пятый, с карабином на плече, демонстративно
застегивая портки.
«Ага, – подумал Мазур. – Он высмотрел сверху, что
мы одни, никого за собой не тащим, – и решил не связываться. Серьезные
люди, не шпана…»
Он кивнул главарю, отвернулся и зашагал к машине, поневоле
представляя собственную спину размером со стадион. Вся надежда была на Лаврика.
Да нет, не должны, обойдется…
Обошлось. Когда он залезал в машину, загадочные караванщики
дружно полезли в седла. Мазур перекинул рычаг, и черный джип медленно покатил
мимо всадников и навьюченных лошадок.
– Пронесло, – вздохнул Лаврик. – Тебя тоже?
– Травка, а? – повторил Мазур вслух первоначальную
догадку.
– Не обязательно. Мало ли что можно переть через границу…
Серьезный народ, обстоятельный, на рожон не лезет. Сообразили, что мы на засаду
правоохренителей не особенно и похожи.
– Ага, – сказал Мазур. – Люблю серьезных и…
Передок машины легонько сотрясло, словно что-то жесткое
ударило снизу, джип катил дальше, но его трясло уже беспрестанно, капот
подбрасывало… Выжав тормоз, Мазур перекинул рычаг и быстренько выскочил на
безлюдную стежку. Лаврик вывалился с другой стороны, пригнулся на расставленных
ногах, держа ствол автомата под безукоризненным углом в сорок пять градусов.
Светило солнышко, стояла тишина, и никого не было вокруг.
Вот только зверообразный джип все сильнее, буквально на глазах, клонился
капотом к земле – обе передние покрышки проседали, сплющивались под громкое и
равномерное шипение уходящего воздуха.
Бормоча под нос матерные слова, Мазур направился назад по
дороге, старательно всматриваясь в землю. Метров через двадцать он обнаружил
искомое – старательно присыпанные землей широкие дощечки, усаженные
внушительными гвоздями, мечта йога…
– Идиот старый, – громко сказал он сквозь зубы.
Быть может, и не стоило себя упрекать – «ежи» были отлично
замаскированы на изрытой копытами тропе, если не знать заранее, ни за что не
заметишь, кто ж мог подумать… Но все равно лопухнулись, идиоты…
– Ясна картина, – сказал подошедший Лаврик. –
Машину они, конечно, услышали издали. И тут же сделали закладочку – на случай,
если придется именно в этом направлении отступать… Не успели бы они смастерить
эту штуку второпях при нашем приближении – заранее, конечно, запаслись. Не
первый раз тут ездят, надо полагать, это мы, вахлаки, на чужую наезженную тропу
вперлись, но кто ж знал…
– Ничего, – угрюмо сказал Мазур. – Осталось-то
всего с километр, если напрямик; пешочком дойдем. Это нас бог наказал – поехали
на дело, как баре, на черном джипе, с кондиционером и музыкой. Нам с тобой
такая роскошь категорически противопоказана. Вот небесная канцелярия и
восстановила социальную справедливость.
– Оно конечно, – задумчиво сказал Лаврик. – Если
небесная канцелярия, то ничего тут не поделаешь… – Он оглядел Мазура. –
Стой, ты что, так к ним и выходил? С гранатами?
– А что? – пожал плечами Мазур, бросив взгляд на пару
гранат, по всем правилам подвешенных на клапане наружного кармана. – Здесь
все так ходят, местная специфика… Пошли?
…Полуразрушенное строение оказалось спрятанным в распадке,
словно горошина на дне берестяного туеска. Его можно было увидеть, лишь выйдя
из-за любого из откосов.
Узенькая долина, широкий ручей, из которого там и сям
торчали острые мокрые камни, – и на крутом пригорочке небольшое квадратное
здание с многоярусной крышей. Поистине, идеальное место для удалившихся от
бренного мира отшельников.
– Вот оно, – сказал Мазур. – Могила святого Мики,
седьмая по счету и последняя на этой дороге… А ведь его, пожалуй что, в свое
время из трехдюймовок прямой наводкой расстреливали?
– Очень похоже, – кивнул Лаврик.
Один снаряд в давние времена попал прямехонько в широкие
двери, оставив рваный проем, еще парочка угодила в крышу, так что она
наполовину обрушилась. Проломы выглядели не менее старыми, чем сам дацан,
давным-давно заброшенный буддийский храм. Вне всякого сомнения, артиллерией
здесь баловались лет восемьдесят назад, когда и тихую обитель затронули
порожденные революцией жизненные пертурбации, – насколько помнил Мазур,
сюда в свое время завернули отряды барона Унгерна, последнего авантюриста
великой степи, славного настоящим размахом. Должно быть, здесь он с красными и
собачился. Конечно, у кого именно были пушки, а кто оборонялся в дацане, сейчас
сказать решительно невозможно по причине скудости исторических знаний. Может
быть, и не Унгерн – тут в разное время гуляли еще китайские
генералы-сепаратисты, цирики Сухэ-Батора, партизаны красные и белые, вообще
непонятно кто – но все поголовно полагали артиллерию единственным средством
убеждения…
– Стоп! – тихонько произнес Лаврик.
– А?
– Что-то там внутри шевельнулось, во-он в том окне…
– Ну, посмотрим… – щурясь, сказал Мазур.
– Ты – с той стороны…
– Ага…
Они рассредоточились, двинулись с разных сторон к унылым развалинам
грязно-серого цвета – и вдруг залегли, не сговариваясь. Впереди захрустел
щебень, в проеме бывшего входа показалась рослая фигура в грязном камуфляже –
простоволосый, явственно пошатывавшийся мужчина. Что-то с ним было не в порядке
– он шел к ручейку, качаясь, останавливаясь, припадая на правую ногу, то ли
пьяный, то ли больной, то ли…
«Да нет, пожалуй что раненый, – подумал смотревший в
бинокль Мазур. – Точно…»
Теперь он видел, что рваная пятнистая куртка надета на голое
тело, а под ней торс обмотан какой-то грязно-белой тряпкой с многочисленными
бурыми пятнами. И правая рука тоже. Человек – лет тридцати с чем-нибудь,
славянин, заросший густой щетиной, – плелся к ручейку, морщась и кривя
лицо, зажав в горсти мятую железную кружку. Опустился на колени у воды,
зачерпнул, выпил залпом, еще одну…
Лаврик сделал многозначительный жест. Мазур кивнул и,
привычно используя любые естественные укрытия, стал пробираться к дацану так,
чтобы оказаться там раньше неведомого аборигена. Он видел, что Лаврик тоже двинулся
вперед – бесшумно, целеустремленно.
Оказавшись возле высокого узенького окна, Мазур прислушался.
Изнутри не доносилось ни единого звука. Тянуло прелью, пылью, нежилой,
необитаемой разрухой.
Осторожно заглянул внутрь. На стене сохранился кусочек росписи
– краски яркие, сочные, но понять, что там было изображено, уже решительно
невозможно: какие-то широкие разноцветные линии, уголок затейливого узора…
Внутри – ни перегородок, ни стен, одно большое помещение, в коем десятки лет
хозяйничали атмосферические осадки, ветры и окрестное зверье. Пол покрыт
сплошным слоем непонятной дряни, в уголке, под сохранившимся фрагментом крыши,
подкладкой вверх лежит фуфайка защитного цвета, рядом – автомат, мятая
пачка сигарет, вскрытая консервная банка с нетронутым содержимым…
