Никодимов жил на кухне в шесть квадратных метров. Это после развода. Бывшая жена Зинаида занимала комнату четырнадцати метров. Она, их общая с Никодимовым дочка Любашка и новый Зинаидин муж Митрофанов, водитель автобазы номер пять. Хам и свинья. Под стать бывшей супруге Зинаиде, чтоб ей…
На ночь Никодимов разбирал на кухне раскладушку. Митрофанов вставал в шесть утра и начинал жарить яичницу. Горячие масляные брызги со сковородки летели Никодимову на лицо. Он укрывался с головой одеялом. В совмещенный санузел тоже было не попасть. Там Зинаида минут сорок строила на голове из белых, травленных до безжизненности паклевидных волос замысловатую башню. Дочка Любашка, позевывая, выходила на кухню без «здрасте» и «доброго утра». Хотя какое там доброе утро? Покой наступал только вечером. Все утихомиривались, и Никодимов читал газеты и пил на кухне чай.
Сестра – добрая душа – звала жить к себе. Но у нее самой – семеро по лавкам и три малюсенькие комнатухи.
Вообще-то самое разумное в положении Никодимова было жениться, создать семью, так сказать. Но требовалась женщина свободная и с жилплощадью – а с этим было никак. Была одна, Вера, малярша, женщина хорошая, чистоплотная, приятной наружности, – но жила со старухой-матерью на восьми метрах. Еще имелась инженерша с комбината. Бой-баба. У нее была квартира – но в квартире жило еще два ее пацана. Тоже не вариант. Вот тебе и город невест. Это в песне хорошо поется, а поди устрой жизнь. И все равно хотелось домой.
Москва на него давила, плющила всей своей мощью и объемом.
Алла Ивановна смотрела на Никодимова, как удав на кролика.
– Ну вот, миленько. Уже совсем близко. И возьмем костюмчики, – приговаривала она и нервно посматривала на часы. Никодимов тоже посмотрел на часы и вздохнул.
– Торопитесь? – осведомилась навязчивая дамочка.
Никодимов мотнул головой; до поезда оставалось четыре часа, до костюмов – минут двадцать. Когда подошли к прилавку, Алла Ивановна схватила два костюма, больше в руки не давали, и попросила Никодимова взять второй для нее. Никодимов пожал плечом и взял деньги.
На улицу вышли одновременно.
– Ох, дайте дух перевести! – кокетничала Алла Ивановна.
Никодимов опять пожал плечом, дескать, пожалуйста, кто ж мешает. Он опять посмотрел на часы и подумал, что надо двигаться к вокзалу, да и перекусить где-нибудь по дороге, на вокзале цены кусаются.
– Послушайте, – вдруг обратилась к нему дамочка. – Как ваше имя-отчество, простите?
– Петр Степаныч, – глухо буркнул Никодимов.
– Так вот, уважаемый Петр Степанович, – затарахтела она. – Пусть мое предложение не покажется вам странным, ничего такого в нем нет. – Она взволнованно сглотнула слюну. – Так вот, дорогой Петр Степанович. Я предлагаю вам зайти на часок ко мне, я тут рядом, в десяти минутах ходьбы, если быстрым шагом, то и за семь можно. Чаю попьем, дух переведете, отдохнете до поезда – ну что вам, право слово, на вокзале обретаться?
Никодимов вздрогнул и повел плечом:
– Неудобно как-то, мы ведь совсем незнакомы.
Алла Ивановна, видя его растерянность, воспряла духом, подхватила Никодимова за локоть и, приговаривая: «Что вы, что вы, приличного человека за версту ведь видно», потащила его за собой.
«Чего ей от меня надо? – удивлялся Никодимов. – Чудная какая-то дамочка. Может, чокнутая?»
До дома Аллы Ивановны дошли и вправду минут за десять. Дом был мощный, кирпичный, с хорошим ухоженным двором. Поднялись на шестой этаж, и Алла Ивановна открыла ключом массивную, обитую серым дерматином металлическую дверь.
Пока Никодимов раздевался в прихожей, Алла Ивановна уже вовсю хлопотала на кухне. Никодимов вымыл руки, и Алла Ивановна протянула ему маленькое махровое полотенце.
«Ничего себе хата! – удивлялся Никодимов. – Комнаты три, не меньше. Коридор метров десять. Ванная в розовой плитке. Ничего не понимаю. Может, она вдовица? Старовата, конечно, но юркая. И чего это она так старается?»
Когда Никодимов зашел на кухню, на столе уже стояла тарелка борща с жирным пятном быстро таявшей сметаны. Никодимов сглотнул слюну.
– Присаживайтесь, – любезно предложила Алла Ивановна. – Не откажитесь, прошу. Что там чай? Вы мужчина крепкий, крупный, надо и подкрепиться по-серьезному.
Отказаться сил не хватило. Никодимов сел за стол и, стесняясь и краснея, стараясь не чавкать, начал осторожно есть борщ. После борща ему подали котлеты с макаронами.
Наевшись, Никодимов вальяжно откинулся на стуле и спросил Аллу Ивановну почти грозно:
– Что-то не пойму я вас. Женщина вы с виду приличная и неглупая, а вот домой к себе незнакомого человека тащите, да еще и не москвича. Не боитесь?
Алла Ивановна присела на стул, откинула рукой кудряшки со лба и спокойно сказала:
– Представьте себе, не боюсь. Я людей насквозь вижу.
Она встала и поставила на газ чайник. Молча убрала посуду со стола, пододвинула Никодимову большую синюю, с золотым ободком, чайную чашку, тонко нарезанный лимон и конфеты «Мишка на Севере». Потом опять присела, опустила глаза и тихим голосом сказала:
– Дело у меня к вам, Петр Степанович. Очень серьезное дело.
«Костюм сестрин попросит отдать, – испугался Никодимов. – Спекулянтка, наверное. Хотя нет, не похоже». Да кто их знает, много ли спекулянтов видел Никодимов на своем веку?
А Алла Ивановна продолжила:
– Кривить душой и прикидываться не буду, – важно сказала она. – Времени у вас на это нет. А есть у меня к вам предложение.
Она замолчала, встала со стула, подошла к плите и выключила чайник. Было видно, что она волнуется.
– Итак, – медленно произнесла Алла Ивановна и после затянувшейся паузы сказала: – У меня есть две дочки. Чудные девочки. Домашние, рукодельницы. Обе работают. Лялечка – в роно, в бухгалтерии, Галечка – в детском саду, методистом. Славные, начитанные, с хорошими манерами, – нахваливала свой залежалый товар Алла Ивановна. – Только вот в жизни не повезло. Не сложилось. Женихов было много, – отчаянно врала Алла Ивановна, – а вот не сложилось. По разным причинам. Без подробностей. – И она строго посмотрела на притихшего Никодимова.
Никодимов смотрел на синюю чашку с золотым ободком.
Алла Ивановна громко вздохнула и проговорила:
– Мы с вами взрослые люди, чего уж там. Вы тоже, Петр Степанович, человек неустроенный, неухоженный – это же видно. В общем, – она нервно закашляла, – предлагаю вам фотографии девочек моих посмотреть – может, приглянется вам Лялечка или Галочка. – И, обессиленная, опустилась на стул, нервно теребя в руках льняную салфетку.
Никодимов краснел и тупо молчал, не поднимая глаз от стола. Молчали минут десять.
– Ну вы даете, – наконец выдавил Никодимов. – А если я аферист какой? Брачный или просто так жулик? Как же можно так человека в дом звать и дочек своих предлагать?
