– Что вы, что вы, Петр Степанович, я женщина опытная, людей насквозь вижу! Разве ж я первого встречного в дом бы позвала? Да вы меня обижаете, ей-богу!
Алла Ивановна громко высморкалась в салфетку, на глазах у нее выступили слезы.
Никодимов смутился:
– Да не хотел я вас обидеть. Просто странно все это как-то.
– А ничего тут нет странного, – оживилась Алла Ивановна. – Просто вы мне приглянулись, вот и все. Что ж тут странного? Знаете, в старину только по сватовству люди и женились. Никак иначе. По рекомендации.
– Ну, какая у вас на меня рекомендация… – протянул Никодимов.
– Я мать, мне виднее. Я насквозь мужчин вижу, так что вы, Петр Степанович, не обессудьте и обиду на меня не держите.
Никодимов пожал плечом. Алла Ивановна резво вскочила и выбежала в комнату.
Петр Степанович оглядывал кухню. Гарнитур импортный, точно. Плитка на полу чешская, не меньше. Люстра даже на кухне не пластиковая, из металла со стеклянными висюльками. Тюль импортный, с люрексом, Сирия, Зинаида о таком всегда мечтала. Это если в кухне так, что тогда в комнатах?
Вошла Алла Ивановна и торжественно разложила на столе фотографии. Никодимов взял их в руки. На одной из них стояла тощая девица с длинным носом и узкими глазами. Прямая, как палка, и почти безгрудая. Совсем не в его вкусе. Девица строго смотрела в объектив. На другой радостно улыбалась полная, рыхлая молодуха в коротком пестром платье. Бросались в глаза ее крупные, круглые, открытые колени. Никодимов переводил взгляд с одной фотографии на другую. Думал. Потом отложил фото той, что с коленями. Она ему напоминала бывшую жену Зинаиду. Еще минут пять смотрел на фото узкоглазой. Тяжело вздохнул и протянул Алле Ивановне фотографии.
– Эта, – коротко вздохнул он и залился краской.
– Лялечка! – обрадовалась Алла Ивановна. – Старшая. Не подумайте ничего, ей двадцать восемь. Да, не девочка. Зато мозги уже на месте. В бухгалтерии, зарплата не бог весть, но там ее ценят, уважают. Читает взахлеб! Без книжки не засыпает, – радостно тараторила Алла Ивановна. – Чистюля, каких мало! Скромная, порядочная! Не пожалеете, Петр Степанович, ей-богу, не пожалеете!
Никодимов залпом выпил остывший чай – в горле пересохло.
– Ну а щи там сварить или рассольник? – смущенно спросил он.
– Вот за это, Петр Степанович, можете не волноваться. Хозяйство веду я. У меня с этим строго. Я не для того своих дочерей растила, чтобы они о чугунки ногти ломали. Пусть читают, кино смотрят, с мужем беседуют, – с напором ответила Алла Ивановна. – А по хозяйству я уж как-нибудь сама, не волнуйтесь. Или вам борщ не понравился?
– Борщ приличный, – успокоил ее Никодимов. – Но все равно это как-то…
Он замолчал.
– Что? – уточнила Алла Ивановна.
– Да странно, вот что, – ответил Никодимов.
– Не комплексуйте, Петр Степанович. Вы мне потом сами спасибо скажете. И потом, что вам терять-то?
Терять Никодимову было и вправду нечего. В общем, порешили так: Никодимов подает по собственному желанию, рассчитывается в две недели, приезжает в Москву и останавливается у Аллы Ивановны как сын ее старой приятельницы. Приезжает как будто в отпуск. А все остальное Алла Ивановна берет на себя.
Никодимов засобирался на вокзал. У двери Алла Ивановна его подбадривала:
– Все будет хорошо, Петр Степанович. Вот увидите. Я вам обещаю. Все будет очень даже мило, – тарахтела счастливая Алла Ивановна. И строго напомнила ему, подняв кверху указательный палец: – Жду вас через две недели. Ровно через две.
На вокзал Никодимов ехал в полном смятении. Радости не было никакой. Хотя если разобраться – прописка московская, квартира райская, будущая теща далеко не дура (он вспомнил Зинину мать тетю Раю, и его передернуло). А невеста? Не красавица, но это было бы слишком – не такой он подарок, чтобы получить еще и красавицу, он это понимал.
«Подумаю еще, время есть», – решил Никодимов и на вокзале на сэкономленные от обеда деньги купил племянникам и дочке Любашке вафель и конфет.
Дома его, понятное дело, не ждали. Зина тут же открыла пасть, а Митрофанов злобно сплюнул прямо на пол. Дочка Любаша развернула конфету, скривила морду и сказала:
– Говно.
Зинаида радостно рассмеялась.
На следующий день Никодимов написал заявление об уходе. Ночевать поехал к сестре. Все ей рассказал, как было, только слегка приукрасил. Сестра плакала от счастья.
Через две недели Никодимов с чемоданом стоял перед дверью, обитой серым дерматином, и не решался нажать кнопку звонка.
Но все оказалось не так страшно. Алла Ивановна встретила его радостно, как дорогого гостя. Освободила ему комнату, к его приезду испекла наполеон.
Вечером пришли Лялечка и Галечка.
Лялечка все больше молчала и шумно втягивала из блюдечка чай. Галечка много смеялась и съела почти весь наполеон.
Алла Ивановна купила билеты в цирк и «Сатиру». Лялечка тоже оказалась в отпуске – какое совпадение! В цирк и театр они пошли вдвоем, а после театра гуляли по Москве. Лялечка все больше молчала и смотрела на Никодимова с легким пренебрежением. Он чувствовал себя неловко.
Вечером шушукались на кухне с Аллой Ивановной.
– По-моему, я ей не нравлюсь, – жаловался Никодимов.
– Что вы! – горячо возражала Алла Ивановна. – Она в вас влюблена! Просто у девочки хорошие манеры – не вешаться же вам на шею, Петр Степанович!
Никодимов соглашался и тяжело вздыхал.
Квартира ему нравилась – тихо, прохладно, спокойно. На полу – ковры, на стенах – картины. Стряпня Аллы Ивановны тоже подходила – первое, второе, компот. Вечером – булочки к чаю.
К Москве Никодимов тоже стал привыкать, и она ему даже стала нравиться.
– Гигант-город, – с восторгом говорил он. – Мегаполис!
По ночам слышал, как на кухне Алла Ивановна шушукалась с Лялечкой.
«Мозги вправляет», – понял Никодимов.
Через две недели Алла Ивановна строго посмотрела на Никодимова и спросила:
– Ну а дальше-то что? Какие у вас, так сказать, Петр Степанович, планы?
Никодимов признался, что робеет перед Лялечкой и все не решается ее обнять.
– Это все ерунда, – отрезала Алла Ивановна. – Завтра сделайте предложение – и все само собой образуется.
Никодимов испуганно кивнул.
Вечером он пришел с цветами и тортом. Все сели ужинать. Никодимов уже доедал азу с овощами, но все молчал. Алла Ивановна бросала на него испепеляющие взгляды. Никодимов молчал. Алла Ивановна стала нервно покашливать. Никодимов пил компот и молчал. Алла Ивановна все взяла в свои руки.
– С чего бы у нас цветы и торт в будний день? – удивилась она.
