– Глупость какая! – буркнула жена. – Собака – это шерсть, грязь, разводы на полу. Гулянье в любую погоду. Блохи. Прививки.
– А еще нежность, преданность и любовь, – ответил он и вышел из комнаты.
– Не комплексуй, – бросила она вслед. – Все у тебя от комплексов. Найди себе, в конце концов, занятие – и будет меньше дурацких мыслей в голове.
«Как тошно! – подумал он. – Тошно и невыносимо! И никогда ничего не изменится. Это уже склеп. И мы мертвецы. Она и я. Я и она. Вместе нас давно нет. Бессмысленная жизнь. Выжженная пустыня. Ни одного живого цветка. Ни единой травинки».
Ему хотелось, чтобы жена сейчас вошла в комнату, села на кровать и сказала ему, что это отличная, просто гениальная идея. Обязательно, обязательно надо завести щенка. И как ей самой не пришла в голову эта мысль? И черт с ними, с грязью и шерстью. Собака, конечно, оживит их дом. Они будут вместе мыть ей лапы после прогулки, угощать кусочками сыра, ходить с ней по выходным в лес. Научат подавать лапу и не пускать в дом чужих… Впрочем, какие у них тут чужие, смешно, ей-богу!
Он ждал, что она зайдет. Он услышал звук воды из ванной. Жена перед сном принимала душ.
На следующий день он позвонил Тане и предложил встретить ее после работы. Работала она недалеко от дома, в центре, на «Арбатской». Первый раз он молил Бога о пробках. Чтобы время в пути было долгим и безразмерным. Чтобы она сидела рядом, и он видел ее профиль – вздернутый нос, колечки волос, падающие на щеку. Слушал ее – и все, что она говорит, казалось ему самым важным на свете.
Они подъехали к ее дому, и она сказала, что надо срочно выгулять собаку. Он остался у подъезда, она вышла через пять минут, держа в руке поводок. Собака подошла, лизнула ему ладонь и замахала хвостом.
Они гуляли с собакой долго, целый час. Потом поднялись в квартиру, и Таня объявила, что сейчас приготовит ужин. Она села на стул и сказала:
– Ну вот, сейчас минут пять отдохну и пожарю картошку.
– Сиди, – приказал он ей.
Надел фартук и принялся чистить картошку. Потом он отбивал мясо, жарил лук и резал салат. Впрочем, нет, салат они резали вместе.
Когда он посмотрел на часы, было половина второго. Ее голова лежала на его плече. Ее волосы почему-то пахли морем.
– Пора? – спросила она. Он кивнул.
Он подъехал к своему дому и увидел, что на кухне горит свет.
Он вошел в квартиру. Жена сидела за столом, и пепельница перед ней была полна окурков. Он открыл окно.
– Что не спишь? – спросил он.
– Почему у тебя отключен мобильный?
– Случайно, – ответил он и вышел из кухни.
Он пошел в свою комнату, не включая света, разделся и лег в кровать. Вошла жена и включила свет. Он зажмурился и прикрыл глаза ладонью.
– Не делай глупостей, – попросила жена. – В жизни всякое бывает. Не надо резких движений. От них бывает очень больно.
– Всегда кому-то бывает больно, – ответил он.
На следующий день он вновь ждал Таню у работы. Они опять долго гуляли с собакой, вместе готовили ужин, и самым мучительным и невозможным было оторваться от нее, от ее тела, рук, губ, волос, от ее запаха – надеть куртку и ботинки и выйти в промозглую темную ночь.
Он приехал домой. Жена насмешливо смотрела ему в глаза.
– Соблюдай хотя бы приличия, – попросила она.
Он не ответил.
После каникул вернулся Танин сын. Теперь следовало приходить после десяти, когда мальчик засыпал в своей комнате.
Они разговаривали, тихо-тихо. Он зажимал ей ладонью рот. Выходили из комнаты на цыпочках. Долго стояли в коридоре обнявшись и молчали. Он целовал ее в закрытые глаза и гладил волосы.
Приближался Новый год. Он давно разлюбил этот праздник. Давно. Лет пятнадцать точно. Знал все, как будет. Шампанское, фрукты – больше ничего. Жена возмущенно говорила: как можно есть на ночь!
А он вспоминал Новый год из детства – весь день мама резала салаты, запекала мясо. Обязательно наряжали елку, всей семьей. Все готовили друг другу подарки. Вкусно пахло пирогами и мандаринами.
Семья садилась за стол. Поднимали бокалы и с замиранием сердца считали вслух бой курантов. Потом все вставали, чокались и кричали «ура!».
Он попросил жену поехать на Новый год к его старикам. Она отказалась: что за бред объедаться на ночь, вымученно сидеть у телевизора и вообще делать вид, что всем страшно весело.
Он купил елку и поехал на «Октябрьскую». Танин сын открыл дверь. Они достали с антресолей коробку с елочными игрушками и стали наряжать елку. Таня пришла вечером с работы и, увидев наряженную елку, села на диван и разревелась. Они сначала растерялись, а потом стали смеяться и утешать ее. Она тоже смеялась, шмыгала носом и вытирала ладонью слезы.
Ночью она тихо спросила его:
– Что будет завтра?
Он молчал. Завтра было тридцать первое декабря.
– Подожди, – попросил он. – Подожди, пожалуйста.
Она кивнула. Они стояли в коридоре и, как всегда, не могли расстаться. Она всхлипнула и уткнулась носом ему в грудь.
– Щекотно, – сказал она.
– Свитер колючий, – ответил он.
Тридцать первого жена работала допоздна: сессия, зачеты. Он поставил в вазу еловые ветки. Накрыл стол – шампанское, конфеты. Жена пришла к девяти – как всегда, бледная, замученная.
– Ничего, что я буду в халате? – спросила она.
Он пожал плечами.
Стали бить куранты.
– Двенадцать, – сказал он и поднял бокал.
– С Новым годом! – отозвалась жена. Они чокнулись. – Хотелось бы пожелать тебе нового счастья, но как-то боязно.
– А ты в форме, – удивился он.
– Ну, знаешь, чувство юмора – это черта характера. Оно или есть, или нет. Так же, впрочем, как решительность и ответственность. Смелость или трусость. Умение принимать решения или пустить все на самотек. Жалость или жестокость. Ничего не меняется. Человек остается таким, какой он есть. Навсегда.
– С этим можно поспорить, – ответил он.
Потом жена сказала, что безумно хочет спать, и попросила его не обижаться.
Он пошел в свою комнату. Лег, не раздеваясь, на кровать. Долго смотрел в потолок. Потом оделся и вышел во двор.
Машина была похожа на сугроб. За несколько часов, словно вспомнив о Новом годе, зима снизошла и щедро угостила город снегом. Он заехал в дежурный гастроном и купил торт «Подарочный», щедро усыпанный половинками арахиса, перемешанного с сахарной пудрой. И еще большого белого медведя-панду с черной мордочкой, лапками и грудью.
На улице он открыл багажник, чтобы положить туда медведя, и увидел серый чемодан фирмы «Робинзон» – большой, удобный, серый чемодан, который он собрал неделю назад и все никак не решался поднять его на четвертый этаж кирпичного дома на «Октябрьской».
