Надя кивнула. Потом спросила у Нюры, что та думает насчет продажи дома. Нюра ответила, что желающие есть. Не москвичи, конечно, от Москвы далековато, а вот тверские, бывает, заезжают, интересуются. Но проехать в деревню можно только посуху, до дождей.
– Продавать надумали? – удивилась Нюра. – А зря. Летом здесь красота – ягод полно, грибов. Завтра сами в лес пойдете, увидите. А речка какая! Мелкая, правда, но чистая. Вода прозрачная. И карась водится, и раки. – И грустно добавила: – А Паша мечтала, что вы здесь хоть летом будете. С детьми, с внучками.
– Нет у нас еще внучков, – усмехнулся Аркадий.
– Так будут! – подхватила Нюра. – Это дело наживное. А дом еще крепкий, сто лет простоит. Если подправить чуток. Отец Пашин на года строил, без халтуры. Для себя, для семьи.
Надя спросила, далеко ли погост и можно ли сходить завтра к Паше. Нюра махнула рукой – погост прямо за лесом, идти полчаса. Потом они пошли в Пашин дом, и Надя накрыла на стол: дымящаяся, рассыпчатая картошка, огурцы, хлеб. Пригодились и котлеты, привезенные из дома. Пришла Нюра, принесла поллитровку самогонки.
– Своя, – похвастала она. – Из картошки гоним.
Нюра рассказала, что в деревне осталось две бабки – Зина и Катя. Но Зина сейчас в больнице в поселке, мается с давлением, а Катя гостит у дочки в городе – внучка замуж собралась, поехала на свадьбу. Был еще дед вдовый, Еремеич, но того тоже схоронили, через месяц после Паши. А летом москвичи приезжают – муж и жена, художники. Купили здесь дом лет пять назад. Живут долго, с мая по октябрь. А в этом году раньше съехали – ремонт в квартире решили делать.
– Так вы здесь одна? – удивилась Надя. – И не страшно?
– А кого бояться? – рассмеялась Нюра. – Волков у нас нет. А потом, скоро Катя приедет. Лавка продуктовая раз в неделю приезжает. Хлеб привозит, пряники, конфеты. Зимой дел нету – ложимся рано.
Еще раз выпили, закусили, и Нюра засобиралась домой. Надя нагрела воды и в тазу помыла посуду. Потом вышла на крыльцо и села – почувствовала, как устала.
«Какой длинный день! – подумала она. – И такой странный!»
На крыльцо вышел Аркадий. Сел рядом и закурил.
– Хорошо! – сказал он и вздохнул, крепко затянувшись сигаретой.
– Хорошо, – кивнула Надя. И добавила: – Давно так на душе спокойно не было.
Он кивнул. Потом они долго сидели и молчали, и это было совсем не тягостно, а даже наоборот, как будто думали они об одном и том же.
– Какие же мы болваны! – вдруг огорченно воскликнула Надя. – Приехать в деревню и не привезти гостинцев! Совсем голова не варит.
– Не волнуйся, – сказал Аркадий. – Завтра съездим в поселок и все возьмем. И сыру, и сладкого, и колбасы.
Надя кивнула. Опять замолчали.
– А в лес? – испуганно спросила Надя.
– После, – ответил он. Но продолжил: – В лес – обязательно! Сколько лет мы не были в лесу!
Господи, как ей хотелось придвинуться к нему поближе, обнять рукой за шею и положить голову ему на плечо! Но она заставила себя встать и пойти в избу.
Она развернула Пашину перину, все еще пышную и уже теплую, расстелила простыню, взбила подушку и растерянно замерла – кровать в Пашиной избе была всего одна.
Надя достала из гардероба два одеяла – одно стеганое, ватное, тяжелое, а второе верблюжье, совсем ветхое и вытертое. Надела колготки и майку, легла у стенки и покрылась верблюжьим. На стене у кровати, прибитый гвоздями, висел плюшевый, синий, с желтыми оленями, коврик. Надю сморило сразу. Она слышала, как вошел муж, как он пытался плотнее закрыть рассохшуюся дверь, долго возился у печки и пил воду из ведра. Потом заскрипела кровать, и Надя придвинулась ближе к стене.
Утром ее разбудил грохот в сенях. Она поняла, что Аркадий принес со двора дрова. Муж вошел в избу и сказал:
– Вставай, лежебока! Такое утро – просто сказка какая-то! И грибы все проспим.
Он подошел и потрогал Надин нос.
– Замерзла? Печка уже выстудилась.
Вылезать из-под одеяла и вправду не хотелось. Но она, конечно, встала, оделась и побежала во двор. В помятом жестяном умывальнике оказалась свежая и холодная вода. Надя вернулась в избу и принялась готовить завтрак – ой, как пригодились Нюрины яйца! Со сковородки они ели яичницу с яркими, почти оранжевыми, желтками и пили крепкий чай. В сарае Аркадий нашел две корзины под грибы, одну, совсем большую, глубокую, – для себя, другую, маленькую, – для Нади.
В лесу было зябко, но солнце уже начинало сильно припекать – день обещал быть теплым. Пахло хвоей и прелой листвой. Пошли по кромке, боясь углубляться. Но и на краю леса, на пнях и поваленных деревьях, было полно опят. Большие, переросшие, с бледно-коричневыми шляпками с желтым кружком посередине, и совсем маленькие, молодые и свежие, они грудились, как всегда, семействами. Аркадий срезал их ножом, осторожно и бережно. Корзины набрали быстро, за час. Потом прошли немного, и Надя увидела калину, усыпанную яркими, почти прозрачными ягодами. Срезали несколько крупных и тяжелых гроздей. Сели на поваленное дерево отдохнуть.
Солнце сильно припекало, и стало почти жарко. Надя сняла с головы платок. Аркадий вдохнул, закурил и сказал:
– Уезжать совсем не хочется! Правда, Надь? А может, действительно не будем продавать, а, Надюх?
От «Надюх» у нее перехватило дыхание. Господи! Сколько лет она не слышала этого от него!
– Правда здорово. И воздух такой! И лес! – согласилась она.
Аркадий кивнул:
– Крышу поправим, двери там, рамы. Делов-то!
Надя подхватила:
– Да-да, посуду новую купим, белье, занавески. Обживемся!
– Это ты умеешь, – улыбнулся он.
Они пошли к дому, и Аркадий вполголоса мурлыкал какую-то мелодию. Потом поехали в поселок и накупили Нюре всего – и колбасы, и сосисок, и печенья, и вафель, и конфет. Нюра подаркам обрадовалась и сильно смутилась. Помогала Наде с грибами – чистить, мыть, варить. К обеду была готова огромная чугунная сковорода, полная жаренных с картошкой и луком грибов.
После обеда пошли на кладбище, к Паше, Нюра срезала в саду последние астры. На погосте стояла звенящая тишина, лишь изредка тревожно вскрикивала в кустах какая-то птица. На могиле у Паши стоял простой деревянный крест и маленькая скамеечка. Ограды не было, какая ограда на деревенском кладбище? Нюра что-то зашептала подруге, наклоняясь к кресту. Надя положила цветы на уже оплывший холмик. В деревню возвращались молча, только Нюра тихо всхлипывала, утирая глаза краем косынки.
– Ну что, будем собираться? – спросила мужа Надя.
– А может, завтра, а, Надь? – ответил он. – Выспимся, отдохнем. Жалко уезжать!
Надя с радостью кивнула.
Вечером долго пили чай с пряниками и Нюриным смородиновым вареньем, а Аркадий обстоятельно обсуждал с Нюрой хозяйственные вопросы.
