Светик оценила. Гарри взял ее руку и поцеловал. Светик томно опустила глаза и тихо сказала «да».
А что, собственно, удивительного? Какая у Светика перспектива? До старости ходить в наложницах? Впрочем, кому она в старости будет нужна? А годочки летят, шелестят, как страницы на ветру. В любовь Светик не верила. Какая любовь? Плавали, знаем. Интимная жизнь ее вообще-то мало интересовала. Ну если приспичит, выход всегда найдется.
Женишок, прости господи, богат, знаменит, влиятелен. С переменами в стране весить стал еще больше. Окружение — Светик о таком и мечтать не могла. Кто ее в свет выводил? Никто. Все только пользовали. Щедр женишок. На такую красоту денег точно не пожалеет. И будет у Светика и квартира по высшему разряду, не меньше четырех комнат. А еще прислуга, и загородный дом, и лучшие курорты в мире.
Но главное — у Светика будет статус: жена известного адвоката. Кем она была в прошлой жизни? Ждала, когда ей пакеты из супермаркета привезут?
А теперь она развернется, не сомневайтесь! Да и женишок ей не противен — умный, галантный, фактурный. Молодым еще фору даст.
Поди найди такого мужа, да еще в ее годы! Сколько баб вокруг него всю жизнь вилось! А ведь никто захомутать не смог! Никто. А Светик смогла! Потому что всегда себе цену знала — и красоте своей, и уму, и практичности.
Так что все по справедливости. И по заслугам. Теперь Светик будет там, где и должна быть.
Свадьба была громкая, в шикарном ресторане. Из гостей — весь московский бомонд. Гарри любовался молодой женой, что, впрочем, неудивительно — Светик была сказочно хороша. Да что — Гарри! Все любовались! Те, кто поумнее, вздыхали и украдкой качали головами. Но каждый кузнец своего счастья, как гласит народная пословица. Влип мужик, понятно, потерял голову. А ведь какой опыт, какой стаж!
Зоя
Зоя защитила докторскую, конечно же, блестяще. Общественной работы было тоже невпроворот: съемки на телевидении, на федеральных каналах, между прочим. Заседания в районной управе: жалобы, просьбы. Ко всем относилась одинаково внимательно, особенно — к старикам и многодетным. Уставала как собака, но такая жизнь ей определенно нравилась, нравилось быть человеком, от которого подчас зависят чужие судьбы, который стоит у руля серьезной структуры — огромного института, отвечает за чужие жизни. Успевала даже раз в неделю читать лекции врачам — что-то вроде повышения квалификации.
Сложная жизнь, но зато не пустая, не зряшная. Зоя думала, что бабушка бы ею определенно гордилась.
Только бы здоровья хватило! Не девочка все-таки. Но здоровье у Зои было отменное.
Шура
Разговоры шли давно, правда, Шура не верила. Ну не может такого быть! Просто не может — и все. Если есть на свете хоть какая-нибудь справедливость! Нет. Справедливости не было и, наверное, уже не будет. Жестокое время диктует жестокие нравы, и нет закона, чтобы защитить слабых и немощных. Деньги, все решают деньги. И чьи-то интересы.
Интернат расформировали. Старую усадьбу выкупил кто-то из новых, всемогущих. Говорили, что там собираются открывать элитный санаторий для нуворишей.
Место вполне подходящее: от Москвы двадцать минут езды, прекрасный старинный парк, огромная территория, озеро с песочным пляжем, проезжая часть далеко. А что дом не в очень хорошем состоянии, так это и вовсе ерунда. Деньги сделают свое дело, будьте спокойны! Сильных мира сего не волнуют судьбы больных детей и оставшегося на улице персонала.
Конечно, и коллектив, и родственники писали письма. Даже сняли маленький сюжет на три минуты и показали по телевидению. Устроили пикет, рисовали до утра плакаты. Все тщетно. Ничего не помогло. Приехали чиновники, вежливо и терпеливо объясняли, что никто не останется на улице, и почти тут же больных детей распределили по разным интернатам, в основном в дальнем Подмосковье, в Калужской и Тверской областях. Кто-то попал в Тамбов, кто-то в Тулу. Кого-то — их было совсем мало — забрала родня. Всех разделили, разрезали по живому. Если раньше родня еще навещала детей, то в отдаленные места, в область, добираться было труднее, да и родня у этих несчастных детей, как правило, была нищей и пьющей.
Врачи, медсестры, санитарки, воспитатели — все остались без работы. Конечно, обещали, что помогут в трудоустройстве. Где там! О них тут же забыли.
Шура, конечно же, забрала Петрушу домой. Он привыкал трудно, тяжело. Гулять выходили редко, коляска в лифт не вмещалась, по лестнице везти тяжело и опасно. Шура боялась, что не удержит коляску и… Даже кошмары по ночам снились. Но тут неожиданно повезло. Пришла соседка с первого этажа и предложила обмен. Это была удача! Да еще какая!
Теперь вывозить Петрушу проблем не было. Ставила коляску у подъезда под окном, рядом с кустом сирени. На лавочке соседские бабульки. Все Шуру жалели. Можно и в магазин сбегать, и в сберкассу. И обед дома сварить. Было бы на что в магазин и в сберкассу… Проедали последнее, все, что Шура по рублику, копеечке собрала. Надо было что-то придумать. Петрушиной пенсии хватало только на оплату квартиры и лекарства, и то не всегда.
Шура устроилась уборщицей на почту, в соседнем доме. В воскресенье брала Петрушу и шли в храм. Там ее знали. За Петрушей присматривали местные бабули, а Шура молилась. Долго молилась. Подпевала негромко хору. Выходила из храма и раздавала нищим милостыню. Понемногу — сколько могла. Она видела людей, которым было труднее и тяжелее, чем ей, и становилось легче. Жизнь продолжалась.
Таня
Муж потерял бизнес — рейдерский захват. Остались без копейки — никаких сбережений не было, жили на широкую ногу, о плохом не думали. Идиоты! Забыли, где живут!
И еще — образовались долги, огромные, непомерные.
И Таня поднялась, потому что надо было что-то делать, на что-то жить, потому что Андрею было очень плохо и очень стыдно за то, что не смог уберечь семью от таких потрясений. Ведь Таня только-только, по миллиметру, по капельке, начала приходить в себя. И тут такой удар! Он был в плохом состоянии, на грани. Таня знала, что такое депрессия — нельзя было допустить, чтобы и Андрей теперь слег!
Она твердо сказала:
– Прорвемся. Выживем.
Надо было срочно искать выход. И она поняла, что решать теперь ей. Что теперь она — сильнее. И тоже отвечает за все.
Отнесла в ломбард все свои цацки. Продали дорогую машину, продали квартиру и купили поменьше и попроще.
– Эй! — тормошила она мужа, лежавшего с застывшим взглядом на диване. — Эй! Поднимайся! Подставляй плечо! Ты — левое, я правое. Подпорочку соорудим. Чтобы не рухнуть. Не завалиться.
Битый небитого везет, короче говоря. Сценка та еще. Не для слабонервных!
Верка
Гурьян почти не появлялся, а если приезжал — ненадолго. Торопился обратно, в Москву. В Кельне бегал по магазинам, один, без Верки. Однажды она залезла в чемодан — дорогие вещи маленького размера, даже белье — пошловатое, цветное, с обилием кружев и рюш. Видимо, такое и соответствовало непритязательному вкусу дарителя. Верка отметила, что размер бюста у будущей владелицы этой «красоты» неслабый.
