В темноте кто-то всхлипывал, это было не похоже на плач,
скорее на поскуливание, и в первый момент я подумала, что где-то рядом скулит
щенок. Я попробовала позвать его, и тогда стало ясно: рот мне залепили скотчем.
Я лежу вытянувшись на чем-то жестком, руки крепко стянуты. Наверное, тоже
скотчем. Связанные ноги успели занеметь. Я попыталась пошевелиться,
перекатилась на правый бок, голову сразу же пронзила острая боль, и я
застонала. Поскуливание рядом стало громче. «Это девушка», – мелькнула
догадка. И тут же на меня нахлынула паника. Галя хотела рассказать мне об
Алексе. Господи, какая же я дура! Как я могла выйти из дома, не предупредив
Мартина? Девушка сидела на водительском кресле, а кто-то лежал на сиденье
сзади, держа в руках шнурок, обмотанный вокруг ее шеи. Переулок был пуст, вряд
ли нас кто-то видел. Чтобы перетащить бесчувственное тело на заднее сиденье,
необязательно выходить из машины. Стекла у «Жигулей» были затонированы, никто,
даже проходя мимо, ничего бы не увидел... Кто этот тип в дурацкой маске на
физиономии? Маньяк, убивающий женщин? Он прислал мне резинку с волос жертвы, а
теперь решил, что нам пора встретиться? И опять: Мартин, как я могла... Он
будет звонить, искать меня... Я не могу сейчас умереть. Я должна найти выход,
должна...
Над головой послышались шаги. Потом скрип, я увидела полоску
света и поняла: там наверху люк и сейчас кто-то его приоткрыл. Я перекатилась
на спину, приподняла голову и увидела мужчину. Придерживая крышку люка рукой,
он спускался вниз спиной ко мне. Люк опустился, и стало темно, а потом вспыхнул
свет фонаря и ударил мне в глаза. Я зажмурилась, отворачиваясь от света.
Мужчина был совсем рядом, стоял и смотрел на меня. Потом свет фонаря
переместился, но еще некоторое время я по-прежнему ничего не видела. Зато
услышала, как вскрикнула девушка. Два глухих удара, и она замолчала. Он шагнул
ко мне, в полоске света я видела только его кроссовки. Свет опять ударил по
глазам, а потом скотч сорвали с моих губ, и я закричала.
– Больно? – хрипло спросил мужчина, усаживаясь рядом, и
сам себе ответил: – Больно.
– Кто вы? – с трудом произнесла я и не узнала своего
голоса. Девушка рядом опять застонала.
– Вот сука, – разозлился он и шагнул к ней. –
Заткнешься ты, наконец!
А я замерла, потому что узнала голос. Я его узнала, хотя
разум отказывался с этим соглашаться. Этого просто не могло быть. И все-таки я
позвала:
– Кешка?
Он резко повернулся, и свет заплясал на стенах подвала, и
его отблески падали на лицо Кешки, лишив меня сомнений.
– Кешка, – повторила я и в полном обалдении добавила: –
Ты что, спятил?
– Спятил, – засмеялся он. – Точно, я
спятил. – Он хохотал как сумасшедший, а потом сказал: – Это ты во всем
виновата, ты... Дрянь, дрянь, сучка дешевая, вот ты кто. – Теперь он почти
кричал и притопывал ногами, как делают капризные дети. Нелепо, беспомощно. И
эта его беспомощность лишила меня страха. Я должна его бояться? Вот этого
жалкого придурка?
– И в чем я виновата? – спросила насмешливо.
Он ударил меня ногой в живот, я вскрикнула, а он усмехнулся:
– Попробуй еще посмеяться надо мной. Ты только и делала, что
всю жизнь надо мной смеялась. Я тебя любил! – заорал он. – Я любил
тебя. А ты смотрела на меня как на падаль. Что бы я ни делал, ты только
смеялась и презрительно воротила нос. «Кешка неудачник, Кешка ничтожество», ты
ведь так думала? Я старался, я очень старался... Я надеялся, ты увидишь... И что?
Я писал книгу и думал: вот теперь она поймет, а ты... ты даже не прочитала ее.
Тебе неинтересно. Я пустое место, да? А потом появился этот хлыщ, и ты
бросилась ему на шею. Трахаешься с ним, сучка, ты с ним трахаешься... – Он
ударил меня один раз, второй, я сцепила зубы, чтобы не застонать.
Кешка взмахнул рукой и выронил фонарь, он теперь лежал на
полу рядом со мной.
– Вот что, – сказала я, когда боль утихла. – С кем
я трахаюсь, тебя не касается. Ты больной придурок, но ты был моим другом. И я
хочу тебе помочь. Развяжи девушку, позвони Толику. Он приедет, и мы вместе
решим, что теперь делать.
– Твой Толик идиот... добренький, сладенький идиот. Он
думал, дружбу можно купить за деньги. Вы все... я вас ненавижу, вы все меня
презирали. И не мечтай, что ты выберешься отсюда.
Он присел, дотронулся до моей щеки, и я совсем рядом увидела
его лицо. Лицо сумасшедшего.
– Убивать легко, – произнес он и засмеялся. – Ты
даже не представляешь, как легко.
Девушка снова застонала, Кешка рванулся к ней, схватив
фонарь с пола, ударил им ее по голове и рявкнул:
– Я же сказал, заткнись! Придет твоя очередь, наорешься.
– Прекрати! – крикнула я. – Оставь девушку в
покое.
– Я ей кишки выпущу, прямо сейчас, – засмеялся
он. – А ты будешь смотреть. А потом, потом... я тебя сразу убивать не
стану. Это слишком просто. Ты будешь сидеть в этом подвале месяц, много
месяцев. Твой Мартин замучается тебя искать, а ты будешь совсем рядом. И кто
тебя будет трахать, он или я? Ты родишь мне сына, – он перешел на
шепот. – А потом сдохнешь здесь, в подвале.
Я засмеялась, хотя мне было совсем не смешно. «Моей маме
следовало рассказывать нам другие истории».
– Ты опять смеешься? Ты надо мной смеешься? – бросился
ко мне Кешка, и в этот момент люк приподнялся, мой бывший друг испуганно
повернулся, а я увидела Алексея. Свесившись вниз, он смотрел на нас, держа в
руках пистолет. Я вздохнула с облегчением, а Алексей сказал:
– Извините, что опоздал на ваш праздник.
– Брось пистолет! – завопил Кешка. – Брось, или я
ее убью.
– Чем, пальцем? – вздохнул Алексей.
– У меня есть нож.
– Так пока ты его достанешь, я пристрелю тебя четыре раза.
Иди сюда, придурок. Иди, пока я добрый. Не то перебью обе ноги, придется
ползти.
– Я убью ее, – беспомощно повторил Кешка.
– Лучше не зли меня. Давай, давай, я жду.
Кешка, точно под гипнозом, пошел к лестнице, начал медленно
подниматься, Алексей схватил его за шиворот, как нашкодившего кота, и ударил
пистолетом в висок. Кешка вскрикнул и обмяк. Алексей выволок его наверх, и оба
скрылись из вида. Я слышала Кешкины стоны и матерщину Алексея. Но в тот момент
его дурное воспитание меня нисколько не коробило. Алексей спустился вниз и
освободил сначала меня, а потом девушку. Она смотрела на нас расширенными от
ужаса глазами.
– Ты как, радость моя? – спросил у Гали Алексей, быстро
осмотрел ее и кивнул: – Жить будешь. – И улыбнулся. – Потерпи
малость, мне с этим уродом поговорить надо до того, как его менты оприходуют.
