Мужчина и женщина переглянулись. Рядом кто-то всхлипывал. Я
все-таки подняла голову и огляделась. Мы в гостиной, в доме хлопают двери,
ходят люди. В соседнем кресле сидит Софья Сергеевна, волосы растрепаны, лицо
бледное до синевы. Возле камина парень с дредами, обхватил себя руками за плечи
и нервно вздрагивает.
– Вика? – повторила я.
– Изабеллочка, – пробормотала Софья Сергеевна. –
Что же это... всех убили, всех... никого не пожалели... – Она залилась
слезами, а я попробовала сесть.
Где-то через полчаса я окончательно пришла в себя. И узнала:
все пятеро членов семьи Мамоновых были убиты ночью в своих спальнях. Наверное,
до конца я в это так и не поверила. Сидела на диване, пялясь в пустоту под
хмурым взглядом мужчины, который задал мне вопрос:
– Вам есть где остановиться?
– Да, – кивнула я, испытывая дурацкую надежду, что все
еще можно как-то изменить, переиграть. Отыскать дверь, через которую я вернусь
в привычную жизнь. Глупость, конечно. Но поверить в то, что произошло, было еще
труднее.
– На вопросы сможете ответить?
Врач покачала головой, я заметила это и кивнула:
– Смогу.
– Вам повезло, – вдруг сказал мужчина. – Вы спали
на третьем этаже, убийца туда не поднялся. Скорее всего, он не догадывался о
вашем присутствии. Вы слышали что-нибудь ночью?
– Роза, – пробормотала я. – У меня на подушке
утром лежала роза.
– Да, мы видели.
– Роза, – сцепив зубы, чтобы не разреветься, повторила
я.
– Что вы хотите сказать?
– Я уколола палец.
– Бесполезно, – вновь покачала головой женщина. –
Вам придется подождать, когда она немного успокоится.
– Пять трупов, она находилась в доме, должна же она была
хоть что-нибудь слышать. Эта сволочь расхаживала здесь...
– Вам самому не мешает успокоиться, – строго заметила
женщина.
В этот момент в холле раздался знакомый голос:
– Пропустите меня, немедленно пропустите, я имею право, там
моя племянница. – И вслед за этим в комнате появился мой дядя. –
Белка, – пробормотал он, замерев у входа, потом сделал несколько шагов,
схватил меня за плечи, прижал к себе. – Слава богу, – шептал он,
гладя мою спину. – Слава богу...
– Этого не может быть, – в ответ сказала я. И на
мгновение мне опять захотелось оказаться в спасительном бесчувствии, а вслед за
этим пришел страх, от которого накатывала тошнота, потому что я поняла: в эту
ночь я могла умереть, и сейчас мой труп выносили бы на носилках из спальни.
Первая неделя после похорон осталась в памяти чередой
тоскливых дней, где были бесконечные разговоры, по большей части бессмысленные.
Временами я самой себе казалась зрителем пьесы абсурда. Я действительно скорее
была зрителем...
На похороны собралось огромное количество людей, и я, будто
со стороны, видела себя бредущей в толпе, в черном платье, с черной лентой в
волосах и букетом белых лилий, которые так любила Вика. Рядом со мной шли Настя,
Толик и Кеша, но и они в тот момент казались мне какими-то ненастоящими, точно
это были не они сами, а актеры, исполнявшие их роль. А кто-то исполнял мою.
Иногда удачно, иногда не очень. Должно быть, это последствие шока, думала я,
время пройдет, и все встанет на свои места, по крайней мере, так уверял дядя
Лева.
– Все проходит, девочка, – повторял он. – В этом
трагедия, но в этом и спасение. Когда погибли твои родители... когда все они
погибли... – Он вздыхал и качал головой, не в силах продолжать. Я согласно
кивала. Конечно, он прав. В моей жизни уже была страшная трагедия: сначала
погиб мой младший брат, а потом в одну ночь я лишилась отца, матери и старшего
брата. Они погибли во время прогулки на катере. Что тогда произошло, толком
никто не знал, катер затонул, и ни его, ни тел моих родных так и не смогли
найти. Но тогда мне не было и пяти лет.
Я совсем не помнила отца и очень смутно мать. Более-менее
отчетливые воспоминания относились к тому моменту, когда я начала ходить в
школу. Я знала, что я сирота, и понимала, что это плохо, потому что окружающие
жалели меня, но несчастной себя не чувствовала. Тогда мы разминулись со
смертью, а в этот раз она явилась во всей своей неприглядности: брызгами крови
и мозга на шелковой наволочке. Я хотела верить своему дяде, но сомневалась, что
когда-нибудь смогу думать о гибели Вики спокойно.
Само по себе это убийство было так ужасно, что все
остальное: кто убил, по какой причине, для меня уже не имело значения. По
крайней мере, не об этом я думала. Хотя вокруг только и говорили о жутком
преступлении и строили предположения. Оно всех потрясло своей жестокостью, и
даже маньяк, который наводил страх на город всего несколько дней назад,
казалось, был забыт.
В газетах и по телевизору давались скупые сообщения,
заканчивающиеся фразой «ведется следствие», зато на любой остановке троллейбуса
можно было услышать леденящие душу подробности, чаще всего фантастические.
Город гудел, обрастал слухами и домыслами. И мне в них отводилось далеко не
последнее место, однако это меньше всего меня волновало.
Я жила у дяди и, если не считать бесед со следователем, мало
с кем виделась и почти ни с кем не разговаривала. Дядя Лева, мудро рассудив,
что меня лучше всего оставить в покое, заглядывая в мою комнату, по большей
части тоже молчал.
Как-то вечером, сидя возле окна, я в который раз вспоминала
о прощальном подарке Вики, о розе, которую она оставила на моей подушке. Мне
хотелось верить, что цветок оставила именно она, хотя я подозревала, что скорее
всего это не так. Я думала о Вике, о ее свадьбе, которая превратилась в
похороны с невестой в белом платье в закрытом гробу, и беззвучно рыдала. В
комнату вошел дядя Лева, постоял у двери и со вздохом сказал:
– Ты не должна поддаваться унынию, слышишь? Иногда
приходится заставлять себя жить привычной жизнью...
– Я все думаю, – повернувшись к нему, сказала я. –
Зачем он это сделал?
– Зачем убил?
– Нет, зачем он накрыл ее свадебным платьем? Это было... это
так жестоко... какая-то насмешка, издевка... разве мало того, что он в нее
выстрелил? Кем же надо быть, чтобы сотворить такое?
– Твоя мать говорила, что к подобным типам нельзя подходить
с человеческими мерками, потому что тот, кто это сделал, не человек.
– Да? И кто же он? – усмехнулась я.
