– Я хочу два, – я снова просила его о простом, даже очень простом.
– Попроси. – Опять этот отстраненный, никому не принадлежащий голос с поволокой хрипа.
– Как? Как мне попросить?
– Как ты можешь?
– Ну, пожалуйста, ну прошу тебя, еще один, ну прошу, пусть их будет два, всего два, ведь это немного…
Я бормотала что-то, ах, как сводил меня с ума его взгляд. Все больше и больше, все сводил и сводил.
– А потом, – он наконец сжалился, – я добавлю второй, и ты должна будешь пропустить, но не захочешь сразу…
– Захочу… – я была почти невменяема. Конечно, захочу, как я могу не захотеть, и я взламываю себя и пропускаю, и именно в принуждении и есть вся нега.
– Ты не захочешь, – он не обращал внимания на мои слова, – но я заставлю…
– Да, заставишь…
– Смотри на меня! – Я вздрогнула от его крика, видимо, я нечаянно закрыла глаза. – И буду расшатывать и пытаться вывернуть наружу.
Я снова смотрела на него, пытаясь поймать взглядом его протяжные, бесконечно долгие глаза. Я больше не могла.
– Сними с себя все… – Я уже не просила, просьбы стали чужды мне. – Я хочу видеть тебя всего… как ты хочешь…
Стив чуть подался вперед.
– Если бы ты сейчас видела себя. Если бы только могла себя увидеть!
– Что? – Я не могла говорить длиннее, я задыхалась.
– Щеки пунцовые, глаза подернуты пеленой, рот искусанный, язык мечется по губам. Я обожаю смотреть на тебя. На твои раздвинутые ноги, твои движущиеся бедра, ты такая красивая сейчас, я люблю тебя, всю, всю тебя.
– Иди сюда, я больше не могу. – Я снова стала просить. Если бы было надо, я поползла бы сейчас к нему. – Ну, сделай хоть что-нибудь.
– Подожди, потерпи немного.
Он сам выглядел не лучше моего, я видела его лицо, и руки, и то, как он расстегивал пуговицы на брюках. Он даже не успел спустить их, как они уже оказались откинуты, смяты, изничтожены, так оттуда выбило, выстрелило, будто разогнулась нескончаемая пружина.
– Ах, как я хочу к тебе! – Мой голос перешел в хрип, я не слышала себя, я не знала, что говорю. – Как я хочу взять его в руку, у самого начала, у основания и тереться щекой, лицом.
Я видела, как его рука начала слегка ходить там, где должна была находиться моя.
– Как я хочу впитывать его неясность, его силу, как я хочу тронуть его губами и целовать, вбирать в себя. – Мне показалось, он застонал.
У меня не хватало слов, я хотела многих, разных слов, но я не могла их вспомнить. Я видела только, что его рука напряглась и усилила движение.
– Ты ведь знаешь, как я умею, как я могла бы… Ты ведь хочешь, чтобы я утопила его в себе? Я бы поглотила его всего, руками, ртом. Я была бы твоим придатком, его придатком, я так и осталась бы с ним навсегда…
Я уже не слышала, что именно выговариваю шальными губами, не знала, что там, внизу, мои руки делали с моим телом, что они там разрывали, волочили за собой. Я вообще, казалось, потеряла обычную земную чувствительность, он бы мог прижечь меня сейчас чем-то раскаленно железным, я бы не почувствовала все равно. Я знала только, что мне мало беспомощных моих слов, рук, беспомощных моих одиноких движений. Мне нужен был он, только он мог изменить и спасти.
– Сними верх, – шептал он уже откуда-то близко, но верха уже давно не было. Моя грудь податливо смялась под его ладонью.
– А юбка? – только и успела вспомнить я.
– А, черт с ней.
Голос был не его, чужой, сильный, злой. Потом сразу возникли его глаза, прямо надо мной, пугающе близко. Мне стало страшно от их растекающейся малокровной пустоты, но это продолжалось всего лишь мгновение, потому что он всосался в мой рот, подминая губы, кусая их до боли, проникая в легкие. Я, кажется, вскрикнула, почувствовав у самого входа горячее, обжигающее, живое прикосновение. Внутри меня все онемело, либо в ожидании, либо в истоме, и я отвернулась, мне надо было освободить губы, чтобы сказать что-то важное:
– Насколько он все же лучше, чем пальцы.
– Чем лучше?
– Даже нельзя сравнивать. Он такой, – я задержалась, мне не хватало воздуха, – он горячий и живой, такой большой внутри, и так все… – Но больше не нашлось ни слов, ни дыхания.
Как он безумно медленно кружил во мне, проходя каждым поворотом лишь миллиметры, как я чутко откликалась, прислушивалась, ожидая, замирала и расслабленно, благодарно подавалась навстречу. Как долго это все длилось, как нереально долго.
– Расскажи, – наконец я смогла хоть что-то сказать.
– Что рассказать?
– Не знаю. Что хочешь.
Его рука скользнула по моему лицу, и большой палец, тяжело ощупывая неровности щек, больно врезался в рот, легко смяв губы. Они поддались ему и открылись, и сразу сковали, отгородили от мира. Если бы я могла, я бы всего его погрузила в себя, я бы приняла внутрь все его тело, я хотела бы быть разрезанной от шеи до ног и снова быть зашитой, но уже с ним внутри.
– Я хочу вшить тебя внутрь себя. – Я все же смогла выговорить, а потом попросила:
– Расскажи.
– Ты моя милая. Я люблю любить тебя! Я люблю быть медленным в тебе. Вот, смотри, я чуть двинусь влево, – я ждала, и он не обманул, – а вот теперь поворот, а теперь я отступаю, а теперь… Ах, как ты громко стонешь… А вот так, – он что-то сделал, но я уже не смогла разобрать, что, – а теперь я не ударю, а вдавлю, медленно, но сильно вдавлю. – Тело его напряглось, наверное, я снова застонала.
– Скажи еще. Мне кажется, из меня сочится жидкость, я просто чувствую, как со стенок стекает сок.
– Я знаю, я живу этим соком, я им кормлюсь, слизываю, смазываю свое тело, я…
– Еще, еще…
Но здесь он сделал какое-то движение, бьющее, пробивающее насквозь, и эхо его застряло у меня в легких. Я ясно слышала, как он выкрикнул «так», и мое тело сразу стало мокрым, руки, грудь, шея, и я оторвалась от поверхности кресла, но только на мгновение, потому что потом упала, обмякшая, раздавленная, неживая…
Прошло минут пять, не больше. Я поднялась, меня все еще качало, мне ничего не надо было снимать с себя, и я, как была, потная, растерзанная, горячая, подошла к краю яхты и, перешагнув через низкие поручни, прыгнула в воду. Сначала я испугалась, я думала, что сразу утону, настолько во мне не осталось сил, но холодная свежесть воды так врезалась в меня, что силы вдруг появились из какого-то, видимо, неисчерпаемого резерва, впрочем, это были силы другой природы. Я отплыла немного и легла на спину, яхта со спущенным парусом покачивалась рядом, как бы тоже отдыхая, наслаждаясь вместе со мной. Потом я увидела Стива, он сидел на краю, спустив ноги вниз, вид у него тоже был весьма помятый, но счастливый.
– Юнга, готовьте обед, ваша пассажирка проголодалась, – крикнула я ему снизу.
