Так продолжалось долго, я не знала сколько, но потом что-то изменилось, лодку все еще качало, но она уже не взлетала так высоко вверх и не падала так стремительно вниз. Меня перестало бросать по всему периметру мачты, и мои натертые руки были уже не так напряжены. Боль разрезала меня насквозь, но я терпела, я понимала, что худшее позади, шторм спадал.
Потом Стив подошел ко мне, с его одежды, с лица, с рук стекала вода, и, наверное, в ней была примесь пота. Он на самом деле выглядел усталым, но улыбался. «Все та же самая улыбка, – подумала я, – как прежде, как до этой страшной ночи, немного ерническая, дразнящая, шальная».
– Устала, замерзла? – спросил он участливо, и в голосе его звучала забота. – Ну ничего, скоро будем дома. – Он достал из кармана нож и перерезал связывающую мои руки веревку. Я просто рухнула на него.
– Ничего, – сказал он, – все позади, главное, что все обошлось. – И, заглянув мне в глаза, добавил, почти смеясь:
– А ведь хорошо было. Такое не часто случается. Такое запомнится на всю жизнь.
Я смотрела на него – странного, непонятного для меня.
– Это была шутка, ночью? Ты шутил, ты ведь знал, что мы не утонем?
Он улыбался мне в лицо, а потом притянул и поцеловал.
– Обидно, – сказал он, отпустив мои губы, – что мы не занялись любовью, времени не хватило. А жаль, было бы наверняка незабываемо.
Это своего рода ответ на мой вопрос, решила я.
– Ты все-таки сумасшедший, – сказала я, морщась от боли, пульсирующими волнами накрывающей тело.
– Хочешь сейчас? – спросил он, и я опять не поняла, шутит он или нет. Я отрицательно качнула головой. – Я знаю, ты без сил. Я тоже устал, но скоро мы будем дома.
Мы так и стояли, Стив прижимал меня, не позволяя оторваться.
Я так никогда и не узнала, действительно ли Стив хотел, чтобы мы погибли в ту ночь, специально ли он подстроил, чтобы мы попали в бурю, или это было очередной будоражащей его чувства игрой, игрой со мной, с жизнью. Я никогда больше не спрашивала его. Все же я была благодарна ему, если бы не его умение и ловкость, мы бы навсегда остались в глуши океана. Но что-то изменилось во мне, даже помимо моей воли, и я больше никогда не поднялась на яхту.
Стив особенно не уговаривал меня, он понимал, и в течение следующих нескольких месяцев я оставалась ждать его в доме, пока он уходил в океан. Ночной шторм стал для него еще большей приманкой, он еще сильнее полюбил стихию, ее вызов и опасность, и я пыталась его удержать, но не могла. Через какое-то время мне надоело попусту сидеть в пустом доме в постоянном нервном ожидании, и однажды я осталась в городе готовиться к экзаменам, и Стив уехал один, а потом через пару недель уехал снова. А вскоре это стало нормой.
Мне надоела ванна, слишком долго я лежу, тело размокло и не может больше впитывать ни тепла, ни влаги, а использованная, уставшая вода кажется теперь нейтральной и ненужной. Я встаю, как будто в первый раз обретаю свое тело, сбрасывая с него воду, составляя заново недвижимые части.
Мягкое полотенце напоминает, что не все состоит из воды, да и сам воздух больше не аморфный, в нем тревожащая, радостная свежесть. Мне пора гулять, я слышу, как заждавшийся лес зовет меня, и мне требуется всего двадцать минут, чтобы дать своему распаренному телу остыть и вжиться в воздух, привыкнуть к нему. Я одеваюсь и, захватив с собой книгу, выхожу наружу.
Лес и вправду, кажется, ждет меня, я давно опоздала на встречу, и он волнуется и размахивает возбужденными ветками, будто хочет сказать, что подождал бы еще с полчаса, а потом ушел. Я смеюсь, я представляю, как он стал бы топать всей своей тяжестью стволов-ног, таща за собой барахтающиеся внизу растопыренные кустарники, корни, траву.
– Да никуда бы ты не ушел, – говорю я вслух, – ждал бы как миленький.
Я нахожу поваленную березу, она гибко прогибается подо мной, я так и сижу, лишь иногда отталкиваясь от земли ногами, раскачиваясь. Книга лежит на коленях, но я не спешу открывать ее, мне хочется еще немного послушать лес, подышать им. Но я не выдерживаю и открываю.
Не так давно я задумался над вопросом о соблазнении. Мне стало интересно, в чем же, собственно, секрет успешного обольщения, какие именно качества делают обычного ловеласа неотразимым? Чем он берет: внешностью, манерами, умением говорить или делать что-либо особенное? Мне захотелось раскрыть суть самого процесса. Конечно, я понимал, что в реальной жизни абсолютно успешных соблазнителей не бывает, ни один человек не может нравиться всем – только кому-то. Но меня не интересовала реальная жизнь, вопрос был скорее академическим.
Я перебирал имена всех известных в истории соблазнителей и, конечно же, остановился на Дон Жуане, или, как его порой звали, Дон Гуане, безусловно, самом известном и самом удачливом из всех соблазнителей. Однако меня заинтересовало не историческое лицо, а его легендарный, литературный образ. Именно он, подумал я, является наиболее показательным примером идеального совратителя. В разные времена, на протяжении столетий, кто о нем только не писал: и сами испанцы, и французы, и русские, и англичане, да и многие прочие. Так что образ изучен со всех сторон, во всех культурных и временных плоскостях, что гарантирует объективность.
Задача поставлена, я пошел в библиотеку, нашел десятка два книг о Дон Жуане и в течение пары месяцев образцово их штудировал. Мне было интересно. Это был тот редкий случай, когда один и тот же герой вдохновил много непохожих, одаренных авторов, так что внешне и по характеру Дон Жуан выглядел разным в зависимости от произведения. Конечно, за ним часто подозревалась импотенция, но я и прежде слышал о «патологии Дон Жуана». Суть ее, как я понимаю, заключается в том, что Дон Жуан, будучи не в силах удовлетворить ни одну женщину, доводил ее до сверхвозбужденного состояния, но боясь, что окажется несостоятельным, он, чтобы не осрамиться, исчезал, сославшись не ревнивого мужа, грозного отца или на любую другую выдуманную опасность. В результате его возлюбленная так и оставалась неудовлетворенной (причем по вине обстоятельств, а не по вине Дон Жуана), что, видимо, сильнее притягивает женщину к мужчине, хотя бы потому, что создает в ней ощущение не только физической, но и психологической незавершенности. А незавершенность, в свою очередь, рождает в женщине чувство ответственности, даже вины перед любимым, который так и не насладился ею, так и не оценил ее чувства, ее умения и порыва. Поэтому, не успев распознать несостоятельность Дон Жуана, его возлюбленные жаждали и молили о новой встрече, мечтая о нем и фантазируя на его счет. Он же нового шанса не давал, потому как тогда они заподозрили бы закономерность, а перемещался к следующей жертве. И все повторялось.
Но меня не интересовали ни потенциальные возможности Дон Жуана, ни результат его приключений, ни даже его психика. Ведь независимо от исхода женщины были не в силах отказаться от его притязаний. Значит, он мог как-то уговорить их, как-то завлечь. Как? – вот что было для меня важно.
Существует еще одно распространенное предположение, что известность, статус «звезды» Дон Жуана, собственно, и решали дело. Когда новая возлюбленная узнавала, что ее кавалер и есть тот самый знаменитый Дон Жуан, разве могла она отказаться изведать то, что, по общему мнению, обещало ни с чем не сравнимое наслаждение? Но и этот аргумент являлся для меня недостаточным. Ведь Дон Жуан должен был сначала стать знаменитым. Ведь молву требовалось создать. И мог он это сделать только единственным путем: все теми же сердечными победами, так как при отсутствии телевидения и газет мнимую известность получить невозможно. Любой успех должен был быть подкреплен действиями.
