Книга Фантазии женщины средних лет, страница 56. Автор книги Анатолий Тосс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Фантазии женщины средних лет»

Cтраница 56

– И что ответил доктор Теллер?

Браунер стоял рядом с присяжными, как бы призывая их полнее вникнуть в страшный рассказ.

– Он сказал, что шансов нет никаких. Мне показалось, что меня чем-то тупым ударили по голове. Единственное, что помню, это как я закричал: «Но я даже не чувствую себя плохо!» – «Так бывает, – ответил он. – Я, конечно, могу предложить операцию или лечение, я бы так и сделал в любом другом случае. Но тебе могу сказать открыто, мы давно знаем друг друга, ничего не поможет, ни операция, ни другое лечение: у тебя такая форма болезни, которая не оставляет шансов. Я не думаю, что тебе надо мучиться и переносить дополнительные страдания. В твоем распоряжении, Артур, – сказал он, – есть четы-ре-пять месяцев, постарайся провести их как можно плодотворнее. У тебя редкая форма, и ты не будешь чувствовать болезни, тебе даже будет казаться, что ты вполне здоров. Так что распоряжайся оставшимся временем на свое усмотрение». Потом он дал мне лекарство, сказал, что оно новое, экспериментальное, оно улучшит мое общее состояние, и предложил отвезти в аэропорт, если я хочу лететь домой. – Метуренг задумался. – Вот и все, с этого дня моя жизнь стала пыткой, ожиданием неминуемой смерти.

– Расскажите подробнее об этом времени, о том, как вы прожили эти месяцы. Я понимаю, вам тяжело, но все же расскажите.

Я услышал, что Браунер пытается внести в свой голос мягкость, а вместе с ним сочувствие, и, хотя у него не получилось полностью искоренить напор, я, например, оценил попытку. Метуренг опустил глаза и смотрел только вниз, мне показалось, у него дрожали плечи.

– Это были тяжелые месяцы, – сказал он, – очень тяжелые. Я даже не могу сказать, что я жил это время. Одна сплошная мука. Мне пришлось уйти с работы, поймете ли вы меня… – он только сейчас поднял глаза. – Невозможно ничего делать, ожидая что вот-вот умрешь. Отсчитывая, по сути, оставшиеся тебе дни на календаре. Я пробовал путешествовать, но все только раздражало и приносило жгучее разочарование. К тому же я стал хуже себя чувствовать, появились слабость, сонливость, боли в сердце, я впал в депрессию. Мне хотелось покончить с собой. Оказалось, что жить в ожидании неминуемой смерти – нестерпимая пытка, наверное, самая мучительная. Причем чем меньше мне оставалось, тем тягостнее и невыносимее становилось мое ожидание. Оно и стало, собственно, моей жизнью, полностью подменив ее. Прошло три месяца, четыре, а я все жил, непрерывно ожидая смерти. Как найти слова, чтобы рассказать, что именно я чувствовал? Особенно по ночам.

Голос свидетеля прервался, даже из зала было заметно, что он пытается сдержать подступающие слезы.

– Я не знаю, как передать состояние, когда ночью просыпаешься, вернее, отмахиваешься от вязкой, тошнотворной мути, когда думаешь в холодном поту: «вот сейчас». Почти останавливается сердце. Но ничего не происходит, и наступает утро, и ты снова ждешь, теперь следующей ночи, и так день за днем, ночь за ночью. Как описать эти страдания? Не знаю! Есть такая пытка, когда выводят на расстрел и стреляют мимо. Но к расстрелу, наверное, на пятый день привыкнешь. А здесь привыкнуть невозможно.

Он изменился теперь, свидетель Метуренг. Лицо его было бледно и сузилось еще больше, щеки ввалились, взгляд лихорадочно метался по залу, ища опору, но не находил: каждый, в кого он упирался, отводил глаза. Браунер больше не прерывал свидетеля, он добился своего, никакой самый красноречивый прокурор не смог бы лучше поведать суду об этой страшной и трагической истории.

– А потом прошел еще месяц и еще несколько недель, а я все не умирал,

– продолжал Метуренг.

Не знаю, как у других, но у меня сжалось сердце, когда я услышал фразу: «а я все не умирал». Так жалко она звучала, как оправдание.

– Когда прошло еще несколько недель, я все же собрался с духом и позвонил Теллеру. Он тотчас вызвал меня в клинику и снова два дня исследовал, а потом я находился у него в кабинете, и он сказал, что либо произошло чудо, которое случается один раз на десять тысяч, либо помогло лекарство, которое он мне выдал. Но, так или иначе, я абсолютно здоров, опухоль исчезла, и он меня искренне поздравляет.

– Вы тогда не удивились странности такого чудодейственного выздоровления? – вмешался Браунер.

– Странности чего? Того, что не умрешь сегодня или завтра? Что тебе позволено жить? Можно ли ставить под сомнение возможность жить? Кто не примет ее полностью, без оговорок, без вопросов? Нет, я не удивился. Теперь я, конечно, понимаю, но тогда… Тогда преобладали другие чувства, удивление не из их числа. Ведь только неудача требует ответов, ищет объяснений. Удача же ничего не требует, не ищет, она принимается безоговорочно, целиком, как единственно возможная.

– Значит, вы не заподозрили ничего необычного? – снова спросил обвинитель.

– Нет, – покачал головой Метуренг.

– Хорошо. – Браунер выдержал паузу. – А теперь, не расскажите ли вы суду, как вы жили после этого, если можно так выразиться, происшествия?

– Как я жил? – Метуренг снова опустил глаза. – Плохо, тяжко. Я так и не смог оправиться от этого потрясения. К тому же оно сказалось на здоровье, я не хочу вдаваться в медицинские подробности, скажу только, что длительное и сильное напряжение не прошло даром. Я снова пошел работать, но у меня, как ни обидно об этом говорить, ничего не получается. Вообще все потускнело, нет больше радости. Происшедшее, видимо, надломило меня, я до сих пор не могу выкарабкаться.

– У меня больше нет вопросов к свидетелю, – резко, почти без перехода и оттого особенно режуще-сухо произнес Браунер.

Метуренг устало поднялся, как будто он целый день таскал тяжести, и побрел к выходу, так и не распрямившись. Вид его сгорбленной, как бы придавленной фигуры являлся красноречивым завершением его рассказа.

Следующим свидетелем обвинения был Томас Дампл, энергичный, живой человек. Для краткости изложения я не буду передавать его показания в прямой речи, хотя у меня имеется стенографический протокол ответов, так же как и вопросов прокурора Браунера. От себя скажу, что эмоциональная, а порой несдержанная манера повествования господина Дампла была крайне отличной от манеры доктора Метуренга. Он буравил взглядом присяжных и просто пожирал глазами по-прежнему совершенно безучастного подсудимого. Но если не брать это во внимание, то общая идея показаний Дампла мало чем отличалась от показаний предыдущего свидетеля.

Так же как и Метуренг, Дампл являлся известным в своей области человеком, правда, не в научной области, а в кинематографической, он, как режиссер, снял несколько модных, особенно среди интеллигенции, фильмов. Как и Метуренг, он обратился к Теллеру за медицинской консультацией, и тот после обследования установил, что у режиссера рак и жить ему осталось восемь – максимум девять месяцев (почему он дал Дамп-лу больше времени, осталось для меня загадкой). Аналогично случаю с Метуренгом эта форма заболевания лечению не поддавалась: ни операция, ни химиотерапия, по мнению Теллера, смысла не имели. Режиссер, впрочем, оказался человеком сильным и без боя решил не сдаваться, он стал тщательно следить за диетой, повышая иммунную систему организма, принимал травы, настойки и витамины, даже уехал на два месяца на Багамы, чтобы подвергнуться там курсу альтернативного лечения. Но и с ним, как и с Метуренгом, начали случаться приступы депрессии, жизнь стала раскалываться в постоянном ожидании худшего, я даисе сделал пометку в блокноте, что Дампл, как и Метуренг, несколько раз сравнил ее с пыткой. Он сильно сдал за это время, и, когда через год узнал, что непонятным чудодейственным способом выздоровел, он уже не мог снимать фильмы, да и вообще вернуться в привычную колею.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация