– А что, я не могу душу излить, когда телевизор покупаю? Ко мне больной приходит, я столько херни должен от него выслушать, пока я ему гнойник вскрою, – сообщил Муркин. – И я слушаю, потому что я врач! А ты слушай, потому что ты продавец…
– Вот что, мужик, – разозлился мужчина в пестром свитере. – Ты пойди лучше себе гнойник на языке вскрой! Я не продавец, а кандидат наук. И вали отсюда, если тебе телевизор не нужен.
– Это ты мне? – молодецки повел плечами Муркин, прикинув, сколько зрителей вокруг.
– Выпишите, пожалуйста, красненький, – попросила Елена совершенно спокойно, понимая, что только это остановит Муркина от подвигов. – Мой муж воевал в Афганистане. У него была тяжелая контузия. Он иногда бросается на людей… Представляете, как мне с ним тяжело? Но что делать? Мы все перед ними в долгу…
Она говорила с убедительной интонацией матери дебила, мол, он, конечно, тут описался, но… сами понимаете… Продавец с жалостью посмотрел на Елену, выписал чек, покачал головой и кивнул:
– Сейчас идите налево, там вам выдадут телевизор.
Муркин молча двинулся за ней и только в другом отделе прыснул:
– Ну, Снегурочка, ты меня сделала с Афганистаном. Тебе палец в рот не клади! Кандидат наук он! А я кто? Слон африканский, что ли?
– Муркин, почему тебе при виде меня всегда хочется получить в морду? – спросила Елена, когда телевизор уже был погружен на заднее сиденье.
– Так не только при виде тебя. Это вообще хорошая физическая разминка. Работа у меня в трех позах: или у операционного стола стою, или на стуле сижу, или на медсестре лежу. Гиподинамия, хочется подвигаться… – сказал он с задорной подростковой интонацией, и Елене стало его ужасно жалко.
Импозантный, богатый, успешный, никому не нужный до такой степени, что вынужден отмечать Новый год в доме отдыха со спонсорами и сотрудниками. Так испугавшийся надвигающегося возраста, что готов по этому поводу бить морду первому встречному, чтоб тот об этом страхе не догадался.
– Муркин, я хочу купить тебе подарок. – Елена погладила его по щеке.
– Ну? – удивился он и сразу застеснялся и спрятался в очередную роль. – Что ты можешь мне подарить? Я люблю вертолеты, мотоциклы, яхты.
– Договорились. Заедем по дороге в «Детский мир»?
– Дочке подарок?
– Ага, – соврала Елена.
– А папаша на нее деньги дает?
– Да какое там… С развода ни копейки. Считает, что у меня и так жизнь лучше, чем у него. И ведь прав… Жить жизнью папаши, ворующего у собственного ребенка, врагу не пожелаешь. – Как-то сразу мелькнула картинка: они с Толиком в Коктебеле, маленькая Лидка сидит у него на плечах, он нежно смотрит Елене в глаза, загорелые и красивые, они карабкаются на гору…
Куда все это делось из человека?
– У херров, в смысле у немцев, такие отцы называются «Erzeuger» – изготовитель. Я часто к сыну в Германию езжу… Сначала даже думал там остаться. Что здесь никому не нужен, что там…
– И почему не остался?
– Знаешь, Аксенов сказал: эмиграция похожа на собственные похороны с той разницей, что после похорон вегетативная система успокаивается…
– Возразить нечего. Ненавижу, когда эмигранты начинают засахарившимися мозгами рожать нам советы… У меня одноклассница в Голландии живет, сама там сидит на веселящих таблетках, жизни боится так, что дом охраняют четыре овчарки, но все время пыталась звонить и учить, учить, учить… Пришлось послать. А ведь не дура была в школе. – Елена вспомнила, что они с Милкой были самыми бойкими и красивыми девчонками в классе.
Милка налегала на язык, музыку и театральный кружок. Хотела податься в музучилище, данные были, но родители засунули в Мориса Тореза. Там склеила старого англичанина, который приезжал навещать не то сына, не то племянника. В Англии перепрыгнула с него на молодого голландца, родила двух детей, стала домохозяйкой, все время напуганной, что муж заведет любовницу. По совету Елены начала вести светскую жизнь, но все время налетала то на каких-нибудь «сестер господних», то на любителей вышивания этнических узоров из бусинок, то на спасителей исчезающего вида мартышки…
– А что-нибудь нормальное ты можешь делать? – раздраженно спрашивала Елена, потому что, отчетливо понимая тогдашнее хреновое материальное положение подруги, Милка жрала ее телефонное время часами, но не прислала даже пары колготок. – Ну пойди волонтером в приют, читай вслух книжки детям и одиноким старикам.
– Я? С моим дипломом и материальным уровнем? – обижалась Милка.
– К тому же с невесткой у меня не все сладко, – вспомнил Муркин. – Только о свадьбе договорились, она заявляет: «Дом будет убирать специальная женщина, ребенка будет воспитывать специальная женщина, еду будет готовить специальная женщина…» А я, мужик простой, я ей говорю, мол, детка, может, лучше сын пусть сразу на этой специальной женщине и женится? Ну, приобрел врага навсегда…
Остановились у «Детского мира», он остался в машине, а Елена побежала по отделам. Нашла отдел игрушек для мальчиков и купила все, что Муркину нравится: вертолет, мотоцикл, яхту. Потом со смехом поняла, что можно смело купить пять комплектов игрушек. Потому что и Караванов, и Никита, и Гера, и Патронов были такими же «старыми мальчиками», как и Муркин. И то ли не существовало других, то ли надо было пересматривать взгляд на это, как на норму жизни. То есть, в общем, ничего страшного в самой норме нет, надо просто привыкнуть и не рассчитывать, что бывают взрослые и серьезные мужчины. Все равно жизнь прошла так, как будто их не существует как класса. Но… все время ведь завистливо думается, что это у тебя нет, а у других есть. Егорычев? Да, он легко сорит квартирами, машинами и дарит бриллианты любовницам; засыпал деньгами и заботой собственную семью. Но при этом много лет относится к жене, как доброй родственнице… В результате чего ни себе, ни ей не дает возможности устроить новую нормальную жизнь с нормальными отношениями. Почему? Потому что боится, что новым женщинам нужен не он, а его деньги…
Завезли телевизор домой, и Елена постаралась побыстрей уехать к Муркину, чтобы не налететь на Лиду и не объяснять, что в ее возрасте тоже видела отношения мужчины и женщины по-другому.
Консьержка лениво кивнула Елене. Редкость посещений, видимо, убеждала ее в родственности отношений.
Дома Муркин начал пафосно накрывать стол, возле которого стояла роскошно наряженная живая елка.
– Неужели сам наряжал? – удивилась Елена.
– Нет, конечно… домработнице приплатил. Зато как в лучших домах Лондона и Филадельфии! Комар носа не подточит!
Елена положила под елку пакет с игрушками и строго сказала:
– Разрешаю вскрыть только в Новом году.
– А что там? – по-детски оживился Муркин.
– То, что ты любишь…
– Тогда давай считать, что сегодня Новый год! И, когда часы пробьют двенадцать, мы с тобой откроем шампанское, – предложил Муркин.
