– Ни в коем случае. Я так обновилась, что сама от себя балдею…
– Ну, по голосу настроение близко к нормальному. Тут какой-то новогодний тусняк у нас на работе делают. Спросили, будешь ли ты…
– Пока не стоит публично встречаться, слишком много внимания к этому будет приковано.
– Как скажешь, мне все равно.
– Да и пора позиционировать, что ты свободен и готов к употреблению.
– Зачем?
– Не женат. Терпелив. Красив. Опытен…
– Да уж. Поднабрался опыта в браке. Тут кто-то пошутил «бракская могила»…
– А на новогодний тусняк возьми девочку из рукопашного боя.
– Лен, я привык к твоим пинкам. У многих женщин, хотя и не у всех, ревность направлена на оценку соперницы: «не хуже ли меня»? Думаю, это у тех, у кого проблемы с самооценкой…
– Да какая уж тут ревность!
– Ей-богу, именно такой тип ревности.
– Караванов, что ты знаешь о ревности? Первым женам изменял ты. А я тебе изменяла тихо и конструктивно. Можно сказать, с пользой браку. Сейчас, в холостом состоянии, боюсь потерять навык технически грамотных измен.
– А ты обручальное кольцо надевай и представляй, что замужем. Больше удовольствия будешь получать…
– Какой ты грубый…
– Извини. Лена, ты зачем звонишь, если честно?
– Плохое настроение плюс разлитое по телу чувство вины…
– Какой смысл требовать от лица, вызывающего чувство вины, чтоб это лицо уменьшило чувство вины?
– Никакого. Ладно, меня тут вызывают… с наступающим тебя. Пока. – Вдруг остро захотелось бросить трубку.
– И тебя. Пока. – Было понятно, что он это «услышал».
Созвонилась с однокурсницей Риткой про завтра и решила под предлогом поздравления выкроить полчаса у Карцевой.
– Хорошо, – сказала та не слишком охотно, было понятно, сколько предновогодних страстей под видом поздравлений обрушили на нее клиенты. – Полчаса в «Ванили». И никаких подарков. У нас с вами совершенно официальные отношения.
Народ в редакции уже ходил на ушах. Замик так и не появился. Объявили, что завтра никто, кроме новостников, не выходит на работу. И все рабочие столы были уставлены рюмками, завалены подарками и шоколадками…
– Как хочется уволиться из газеты и больше никогда ничего не писать! Я бы пошла поваром или официанткой… – томно заявила Катя. – А ты?
– А я – воспитательницей детского сада. У меня с маленькими все хорошо получается. А как выросла эта дылда, так все стало плохо…
– Это потому что одна. А ты роди еще кого-нибудь. От ковбоя шикарный чилдрен получится.
– Ага. Сейчас все брошу и пойду рожать от ковбоя…
Завтрашний новогодний день она понимала и чуяла подробно. Послезавтра планировала как «отходняк» под одеялом возле телевизора и термоса с кофе. Но сегодняшний вечер зиял черной дырой. С ужасом подумала, что у одиноких баб каждый вечер выглядит так же. И, наверное, они или что-то придумывают, или как-то смиряются: бродят по выставкам и театрам, гуляют с собакой, читают книги, опекают знакомых и изучают иностранные языки…
Как странно, такая наполненная, можно сказать, трещащая по швам от людей жизнь, и некуда пойти перед Новым годом. Собственно, даже не некуда, вон, полная всехуровневая записная книжка, но… все чужое. Какой-то пустой светский щебет и шелест вместо добродушной семейной ауры, в которой расслабляется и размораживается каждая клетка тела.
Елена была из тех, кто умеет вить гнездо и наполнять его правильной атмосферой. Менялись мужья, но оставались структура и порядок жизни людей, зацепленных друг за друга.
Как шутила Лида:
– Мамаша, тебе еще не надоели эти симбиотические связи?
Точно так же, как родители Елены были вцеплены и продеты друг сквозь друга привычкой, общим врагом в виде нового времени, общей сконцентрированностью на болезнях, так и она вцеплялась и продевалась в своих мужей сексом, заботой, общими интересами. И даже сейчас, в своем холостяцком веселье, отчетливо понимала, что тоска не от недостатка мужиков… а от отсутствия одного любимого. И это страшно осложняется взрослением и уходом Лиды, потому что раньше, между браками, она была семьей с дочерью. И даже весело спрашивала ее:
– Ну, какого мы теперь ищем мужа?
Лида-Лида, почему-то болело при одном воспоминании… Что она делала не так в воспитании?
Советоваться с Катей было бессмысленно, у той дома был караван-сарай, все дети проблемные. Но ей вроде это было по фигу. Она самозабвенно тратила себя на обслуживание семьи и Еленины вопросы по поводу дочери называла «интеллигентскими штучками».
Итак, хотелось вечером быть кому-то по-семейному нужной. Никита – женат, Муркин – это слишком, Патронов – улетел. Оставался Гера, и, в общем, встретиться с ним перед Новым годом было логично, потому что хотелось быть по-семейному нужной ему или кому-то другому в этот вечер, но потом за это не отвечать…
В редакции было шумно, кто-то из молодняка справа на всю катушку включил через компьютер жалобную песню любимой каравановской группы «Тату»: «Нас не догонят…»
– Уберите этот визг! – заорали на них люди постарше.
– Нечего гнобить современную культуру! – многоголосо откликнулся молодняк. – Может, вам «Лебединое озеро» поставить? Оно вашему поколению больше душу греет?
– Между прочим, мы «Лебединое озеро» в отличие от вас еще до ГКЧП слушали!
– А мы тоже слышали, что Петр Ильич Чайковский прославился не только как гомосексуалист, но и как композитор!
Елена вышла в фойе и набрала Геру:
– Привет, что делаешь?
– Работаю.
– Хочешь увидеться?
– Приезжай.
– Куда?
– На работу. Я тебе объясню и пропуск закажу.
– Совсем уж предпраздничное приглашение…
– Нормальное. У меня были, у тебя были, в кабаке были. Теперь остались рабочие кабинеты…
– А что мы там будем делать?
– Ты разве забыла, что самое большое наслаждение в жизни – это беседа и секс со мной!
– Боже, как ты стал в себе неуверен за перерыв в нашем общении…
– Ясный перец, виной тому перерыв. Во сколько будешь?
– Попозже. Мне тут надо с психологом картину мира обсудить, а потом к тебе тогда.
– Да я тут все равно почти до утра…
Вернулась к рабочему месту, вытащила из пакета изящно упакованный подарок Кате и плюхнула на ее стол.
– Ой! – обрадовалась Катя. – У нас тоже с собой было!
И вытащила похожую по форме упаковку на Еленин стол. Потом они с хрустом разворачивали подарки, примеряли, нюхали, целовались и оттирали помаду со щек друг друга.