Семейная пара была совершенно счастливая, хотя закомплексовала от крутых гостей с ящиком деликатесов. Правильней всех вели себя десятилетний Вася и восьмидесятилетняя бабушка. Они четко разделили продукты на то, что испортится, а значит, надо есть сейчас; и то, что еще полежит, и должно быть спрятано в холодильник и на балкон.
Семейная пара им не перечила, поскольку бабушка и Вася были главными добытчиками и ежедневно ходили на охоту по рынкам, чтобы создать семье гастрономическое благополучие на небольшие деньги, которые папа зарабатывал в качестве инженера, а мама – в качестве учительницы.
– Гляди, если б не я, они бы всю премию расфурыкали, – начала тихо жаловаться бабушка Елене, когда расселись за стол и продолжили праздновать. – Я вот окорочка купила. Их на противень сунь, вниз томату полей, сверху майонезом намажь – царская еда. Смотри: картошка, селедка, капустка, редька со сметаной, морковка с чесноком, шпрот баночка! Скажи, милая, что еще надо порядочным людям на праздник? Она мне говорит: «Мидии отварю с макаронами!» Представляешь? Сто лет жили без мидий, а теперь прям без них не как у людей!
– Я тоже их не ем, – соврала Елена, чтоб поддержать бабушку.
– Насмотрелась сериалов, а там они то мидии едят, то еще кого, – продолжала возмущаться бабушка. – Твой-то мужик кем работает? Я смотрю, гладкий такой, часы блестят. Бандитом работает?
– Бизнесом занимается, – ответила Елена, поняв, что за словом «гладкий» для бабушки стоит все-таки Кирилл, а не Егор.
– Я ж и говорю, бандитом… – подтвердила бабушка, – А это Риткин новый полюбовник? Мешки под глазами, видать, выпивает… Непутевая Ритка девка, сколько раз я ей предлагала с приличным мужчиной познакомить, вон у нас с третьего этажа вдовец-полковник. Так она и смотреть не стала… Полюбовник, значит?
– Ну, вроде того, – кивнула Елена, поднимая рюмку за громкий Егоров тост.
– Гляди, – шептала бабушка про подружек. – Эти-то две красули в школе с моей дочкой учились. И что? Смотри, Галька, это которая в кепке, как Лужков. С мужем развелась, ребенка в загранку учиться послала, чтоб гулять не мешал. Теперь как кукушка мается…
Одноклассница хозяйки, и точно, выглядела не слишком самодовольной. На ней была клетчатая кепка, судя по всему, скрывавшая немытую голову; хлопчатобумажная кофта из шитья, последний раз стиранная примерно год назад; и сумка, неаккуратно обшитая мехом. Из сумки она периодически доставала изящную фляжку и прикладывалась к ней, хотя алкоголя на столе было достаточно.
– Живет с каким-то выпивохой, музыкант вроде, без копейки. Однажды с ним приходила: лохматый, зуба спереди нету, ноги не вытирает! – осуждала бабушка.
– А чего она без него сегодня? – спросила Елена, ей было в сто раз интересней слушать бабушку, чем участвовать в застольном трепе о последнем романе Пелевина.
– Так ведь запил небось! Или с другой таскается! – покачала головой бабушка, – А вон, Сонька, смотри. Всегда такая куколка. Чистенькая, глаженая, вежливая – никто замуж не берет. Живет с родителями, а девке-то уже под сорок. Волосок к волоску, а что толку? Мужики по ней не сохнут, запаха у ней женского нет…
Вторая одноклассница была одета совсем «на продажу», вся такая «бисквитно-цукатная», в кофточке с люрексом, наглаженной юбке, залакированной прическе и золотом крестике. Она смущенно поднимала глаза то на Егора, то на Кирилла; но те, словно сговорившись, не видели ее в упор, активно ухаживая за немытой лахудрой с фляжкой.
– Так и вашей дочери сорок? – удивилась Елена.
– Да. Не девка уже, – согласилась бабушка и поспешила оправдаться: – Так у нас, кроме Васьки, еще Ирочка на выданье, в педагогическом учится. Она сегодня компанией гуляет – разрешили.
– И вы все впятером живете в этой квартире? – аж испугалась своей догадки Елена.
– И, милая… Раньше-то люди хуже жили, а добрее были, – напомнила бабушка. – Хорошо живем. Дочка с зятем в маленькой спят. Мы с Ирочкой здесь, а Ваське чуланчик расширили, стенку передвинули, стенной шкаф сломали. Зять у меня – золотые руки! Окошка там, конечно, нет, но зато спаленка мальчику своя, хомячок свой живет. А уроки и телевизор он в этой комнате делает, чтоб глаза не спортить. Конечно, я когда помру, им вольней будет, только ведь есть что? Ничего ж не знают, где как продукты дешевле купить, все мы с Васенькой!
– Понимаю, – выдохнула Елена, ее удивило, как легко и радостно рассуждает эта бабушка о новой жизни, в которой ничего не понимает, но все правильно чувствует.
Она сравнила ее со своими, лет на десять более молодыми родителями, и удивилась. Бабушка, путаясь в приметах времени, отчетливо отличала плохое от хорошего и наполняла светом этого понимания весь дом. И, отражаясь от нее, в центре стола восседала красивая правильная дочь-учительница, дотемна проверяющая тетрадки, примостившись за столом в шестиметровой кухне; мастерил и латал правильный и не озлобленный зять-инженер; незримо порхала правильная студентка Ирочка; таращил глаза на гостей десятилетний красавец Вася, периодически вставлявший что-то смешное в разговор взрослых; и пронзительными глазами глядела дворняга Ласточка, не смея ничего попросить со стола.
Елена вспомнила нестерпимо стыдливый и испуганный взгляд новорусской девочки в прошлых гостях.
– Зарплаты у них хорошие. На работе уважают. Дочка на две ставки тянет, детям пошить и связать может. Я-то уже вижу плохо… Зять на машине по ночам ездит – черных с проститутками возит. На деньги не жалуемся, – продолжала бабушка. – Шесть соток у нас есть: все себе на зиму заготовляем. Вон, гляди, перцы: прошлого года закатка – еще не поели. А огурцов, помидоров… Как зять говорит: стратегический запас!
Елена с ужасом подумала об учительской зарплате; но вид хозяйки дома в красивом трикотажном, как теперь стало понятно, самопальном платье, располагал к чему угодно, кроме сочувствия.
На прощание устроили фейерверк у их подъезда. Вася помогал мужчинам запускать петарды; одноклассницы, обнявшись, смотрели на все счастливыми подвыпившими глазами, напрасно ожидая, что кто-то из заезжих мужчин попросит телефончик; а бабушка, покрывшись оренбургским платком, стояла, сдерживая Ласточку за ошейник, и приговаривала: «Какие деньги жгут! Нет, ты посмотри, до чего дошли, сами себе салют устраивают!»
Уезжали с таким светлым праздничным чувством, что говорили Ритке «спасибо».
– Как всегда: все в «молоко», а я – в яблочко! – похвасталась Ритка в машине. – Людей-то уже нормальных сколько лет не видели?
И Елена с ужасом осознала, что за последние десять лет круг ее знакомых резко сузился. Сначала, чтобы выжить, рассталась с неудачниками, потому что невозможно было часами слушать по телефону, как все плохо, как всех обокрали и унизили, от людей, которым просто трудно было взять в собственные руки собственную жизнь.
Потом так сложилось, что по ритму занятости смогла общаться только с такими же занятыми. Кто-то при этом был настолько порядков богаче, что в интересах сглаживания разницы никогда не общались домами, всегда встречались в общепите.
