«Опять понесло! – усмехнулась Елена. – Без этого не может общаться!»
Белокурая. Это напоминает человека, который откопал в огороде клад и начинает закапывать его обратно.
Никита. Но клад не принадлежит мне, а чужого я сроду не брал…
Белокурая. Клад по закону принадлежит нашедшему, хотя, конечно, 30 % надо отдать государству.
Никита. Если клад мой, то хрен я кому что отдам, но он не мой – я это за вчерашнюю встречу крепко усвоил… тебе все это слишком легко: я, другой, третий…
Белокурая. Должна признаться, дорогой, я к тебе не девственницей пришла.
Никита. Для меня все всегда глубоко и серьезно…
Прибежала Олечка и позвала к главному.
Белокурая. Извини, начальство требует. Целую, целую, целую… везде, куда дотягиваюсь…
Никита. Пока, моя радость.
Главный, как обычно, не знал, чего хотел. Хотел такого материала, который бы был гвоздем номера, но не знал, о чем он может быть.
Он говорил:
– Лена, надо что-то жареное, но в рамках благопристойности. Чтоб это не было желтым, но на грани фола…
– Подумаю, – кивнула Елена с выражением лица: «Соглашаюсь, только отцепись!»
– Вы как-то изменились, – прищурился он. – Покрасились в новый цвет?
– Цвет тот же, – засмеялась Елена.
– Странно как-то, все лицо стало ярче и светлее, – сказал он, улыбаясь. – Женский секрет какой-нибудь новый?
– Старый… Влюбилась, – призналась Елена.
– Ах, вот оно что… А я думаю, почему я ей говорю, а она не слышит… Я вот тоже иногда думаю, отлучиться куда-нибудь на недельку, сбросить с себя все это. Пройтись по улице свободным человеком, влюбиться в первую идущую навстречу женщину и сделать ее на неделю счастливой… – вдруг неожиданно доверительно сказал он.
Главный был эффектным мужиком лет шестидесяти, застегнутым на все пуговицы, и Елена изумилась такому переходу.
– Так и отлучитесь! – подмигнула Елена.
– И вы думаете, у меня еще есть шанс кому-то понравиться? – Он закурил.
– Еще какой! Мне тоже еще месяц тому назад казалось, что я знаю все про оставшийся кусок жизни, – сказала Елена. – И вдруг выяснилось, что ничего не знаю… Что впереди еще столько всего. И оно ярче, чем даже было в юности… Как объяснила моя психолог, человек много раз в жизни проходит кризисы идентичности, и, если он не разрешит себе проходить их, он умрет ребенком.
– Здорово… – Он вдруг засмущался, натянул маску и поменял голос: – Так вы зайдите ко мне к началу следующей недели с эти материалом.
– Хорошо, – кивнула Елена и заговорщицки добавила: – А вы мне обязательно расскажите про то, как уехали на недельку…
Пошла за рабочий стол, захотелось позвонить Караванову:
– Привет! Говорить можешь?
– Могу, но недолго. Ты как раз в перерыв попала.
– Какие новости?
– Набрал очень много очков в очередной игре. Но меньше, чем в прошлый раз, – недовольно отчитался Караванов, намекая на заклеенную бровь и подбитый глаз.
– Мне сказали, что, чтобы снять квартиру, надо дать мобильный нескольким агентствам. Правда, цены на квартиры через агентства выше, зато гарантий больше, – мягко сообщила Елена.
– Да, я знаю. Тоже узнавал, – напрягся Караванов. – Ты меня торопишь?
– Нет.
– Мне надо снять не дороже 300 долларов.
– Понимаю… Можно еще подписаться на распечатки сдаваемых агентствами квартир. Они ими торгуют – будут каждый день все предложения высылать.
– Спасибо, учту. А у тебя как дела?
– Честно?
– Честно.
– У меня отлично.
– Звучишь оптимистично. С чего бы это? Неужто я тебя так давил?
– После того не значит вследствие того…
– Ладно. Меня зовут. Пока.
– Пока.
Елена еще ощущала жизнь с Каравановым удобной разбитой чашкой, которую можно склеить и пользоваться ею сколько угодно. Но словно неожиданно узнала, что у нее полно денег. А в магазине полно новых чашек. И она вполне достойна этих чашек, выбранных по ее новым требованиям к ним… И Никита вовсе не гарант, а только признак этого. Но этот признак витаминизирует пространство и время вокруг.
…На следующий день решила потерпеть и не встречаться с Никитой. Он разбудил утренним звонком, звонил днем, писал на «аську», посылал сообщения на мобильный. Отвечала, что выполняет важное редакционное задание и будет свободна только завтра. С одной стороны, пусть помучается, с другой – хотелось разобраться с собой. Остановиться и понять что-то про новую жизнь, потому что завтра возвращался Караванов и сюжет двигался к вывозу его вещей.
Итак, она снова свободна. Теперь на ней одной Лида и родители. Впрочем, дети Караванова теперь тоже не на ней. И их разборки с матерями, здоровье и отношения с папашей тоже уходят из ее пространства. В свете Лидиного романа Елена оказывается практически одна в квартире, чего с ней не было с молодости.
К плюсам и минусам этого придется привыкать. Так же, как и к тому, что Караванов больше не будет гулять с ней по вечерам, приносить ее любимые шоколадки, покупать понравившиеся шампуни, ругать за пользование его бритвенным станком, оставлять на столе непомытую чашку, шаркать тапочками, разбрасывать газеты, целовать и называть нежными словами, бормотать во сне, утешать по телефону, смотреть по телевизору плохие боевики на максимальной громкости, давать хорошие советы, задумчиво ходить по дому с рюмкой водки, гладить по волосам, забывать в ванной книги по истории, делать зарядку с гантелями… у Елены брызнули слезы.
Она отревелась и сказала себе словами Карцевой: всего этого не будет делать «тот» Караванов, которого уже нет. А этот, новый, другой Караванов, будет делать все это не так. Точнее, так же, но тебе все это будет «не так». Потому что он вырос и пошел искать себя. Так же, как ты выросла и разрешила себе искать новые параметры жизни. И ценность объятий с Никитой заряжает и укрепляет тебя для поиска себя больше, чем полгода мурлыканья с Каравановым… Не потому что Никита более важный человек в твоей жизни, а потому что такой этап… и справиться с ним тебе поможет именно Никита со всеми своими громкими глупостями. Потому что у него тоже период поиска, просто он не понимает, чего он ищет и где. А главное, считает, что в его жизни все уже найдено, и никак не поймет, почему найденное когда-то не работает на новом этапе…
Благодаря Карцевой Елена ощутила, что уйма людей на разных возрастных рубежах мается от того, что не знает, как жить по-новому, хотя уже не может жить по-старому. И даже ей, вполне раскованной женщине, без Карцевой казалось бы, что она преступница, рушащая замечательную семью.
…Караванов приехал утром, притихший и многозначительный. Очень внимательно смотрел на Елену глазами в синяках и констатировал:
