– Он же его убьет! – шептала Катя, шмыгая носом и
не вытирая стекающие по щекам слезы. – Это мой коллега, художник!
– А ты бы предпочла, чтобы он убил всех троих? –
перебила ее Ирина, вытирая Катины щеки клетчатым носовым платком. – Уверяю
тебя, ему это недолго!
Катя громко всхлипнула и замолчала. Только время от времени
ее передергивала мелкая дрожь.
Прошло несколько страшных минут. Вдруг Ирина приподняла
голову и насторожилась, к чему-то прислушиваясь.
– Кажется, он уезжает!
Действительно, из-за дома донесся шум автомобильного мотора,
и снова наступила тишина.
Впрочем, тишина была неполная.
Из Оксаниного дома доносился негромкий стон и какое-то
странное потрескивание.
Ирина внимательно прислушалась и вдруг вскочила:
– Скорее!
Подруги подбежали к окну и заглянули в комнату.
В первый момент они ничего особенного не заметили. Все было
по-прежнему, только мольберт на этот раз валялся на полу. Самого художника они
заметили не сразу.
Он лежал на железной кровати и тихо стонал. Руки и ноги его
были как-то странно раскинуты.
– Смотри, в углу! – вдруг испуганно вскрикнула
Катя.
Ирина повернулась и увидела сваленную в углу комнаты груду
тряпья, одежды и какой-то рухляди. Над этой грудой поднимался сизый дымок, а
через секунду из нее выглянули яркие языки пламени.
– Скорее, мы должны его спасти! – Катя
приподнялась на цыпочки и дернула оконную раму.
Однако окно было закрыто изнутри на шпингалет и не
поддалось. Катя отступила, огляделась по сторонам, подобрала на земле булыжник
и запустила его в окно. Стекло с жалобным звоном разлетелось. Катя подскочила к
окну, запустила в него руку и дернула шпингалет.
Ирина ловко вскочила на подоконник и через секунду уже была
в комнате. Она хотела сразу же броситься на помощь художнику, но сзади донеслось
Катино надсадное пыхтение.
– Помоги! – окликнула ее подруга. – Видишь
же, мне не влезть!
Ирина обернулась и помогла Кате взобраться на подоконник.
Ситуация была настолько напряженной, что она удержалась от своих обычных
колкостей по поводу Катиной комплекции и необходимости срочно сесть на диету.
Подруги подбежали к кровати.
Художник лежал неподвижно и смотрел на женщин полными слез
полубезумными глазами.
– Вася! – проговорил он хриплым, страдальческим
голосом. – Васенька!
– Ты, что ли, Вася? – удивленно переспросила
Ирина. – Ну, а мы – Катя и Ира… только сейчас, по-моему, не самое
подходящее время для официальных представлений…
Не дождавшись вразумительного ответа, она склонилась над
художником.
Его руки и ноги были привязаны толстой бельевой веревкой к спинке
и изножью кровати, чем и объяснялась его беспомощность. Ирина попыталась
развязать узлы, но они были хитрые, морские, и ни в какую не поддавались.
– Катька, у тебя ножа нет?
– Откуда! – Катя всхлипнула и поглядела в угол,
где уже вовсю полыхало пламя. – А вот, можно стеклом… – и она подняла
с пола осколок разбитого оконного стекла.
– Скорее! – выкрикнула Ирина, схватив второй
осколок. – Ты перепиливай веревки на ногах, а я займусь руками!
Подруги торопливо пилили веревки, стараясь не порезать
несчастного пленника, а тот все всхлипывал и повторял:
– Вася! Васенька!
– Странный какой-то! – проговорила Ирина,
перепилив вторую веревку и освобождая запястья художника. – Ну что,
Катька, как у тебя?
– Все в порядке! – Катерина сдернула последнюю
веревку со щиколоток пострадавшего.
– Сам встать можешь? – спросила Ирина, помогая
художнику подняться с кровати.
Тот спустил ноги на пол, попробовал встать, но покачнулся и
схватил Ирину за плечо.
– Ну ничего, мы тебя как-нибудь вытащим… – Ирина
подхватила его слева, Катя справа. Сначала они хотели двинуться к двери, но там
уже вовсю полыхало пламя, и пришлось двинуться туда же, откуда они пришли – к
разбитому окну.
Кое-как дотащили тяжелого, крупного мужчину до подоконника,
но тут он неожиданно уперся и вцепился в подоконник, вертя головой и жалобно
повторяя то же самое имя:
– Вася! Вася! Васенька!
– Кот, что ли? – догадалась наконец Ирина.
– Хомяк! Хомячок, ангорский! – проговорил
художник, справившись со своим охрипшим голосом.
– Не до него сейчас, – попыталась Ирина урезонить
погорельца, – самим бы живыми выбраться!
– Но он же погибнет! Сгорит! Васенька… – снова
завел художник прежнюю песню.
– Вот он! – вскрикнула вдруг Катя, показав рукой
под диванчик. Оттуда действительно выглянула перепуганная мордочка с круглыми
блестящими глазками.
– Васенька, иди ко мне! – позвал его художник и
попытался кинуться к своему любимцу. Ноги, однако, плохо его держали, и он едва
не рухнул на пол.
Хомяк двинулся было к хозяину, но совсем рядом с ним
затрещала горящая доска, и он снова испуганно попятился.
Катерина неожиданно перепрыгнула горящий участок пола,
опустилась на колени и полезла под диван.
– Да куда же ты… – донесся из-под дивана ее
полузадушенный голос, – я же тебе помочь хочу… да не царапайся ты,
дуралей!
– Катька, вылезай, сгорим! – крикнула Ирина,
подтаскивая упирающегося художника к окну.
– Сейчас, – пропыхтела Катерина из-под
дивана, – Вот… все… я его кажется ухватила…
Она задом выползла из-под дивана, с трудом распрямилась,
прижимая к груди какой-то пушистый комок нежного персикового цвета.
Между ней и окном уже вовсю полыхали языки пламени. Катя
засунула перепуганного хомяка за пазуху, закрыла лицо воротником штормовки и
прыгнула через огонь.
– Скорее! – Ирина, не теряя времени, подтащила
художника к окну, помогла ему перевалиться через подоконник, подпихнула Катю, и
вся компания вывалилась в лопухи под окном.
– Здесь оставаться нельзя, – проговорила Ирина,
поглядев на дом, – сейчас здесь будет настоящее пекло!
Они подхватили художника под руки и потащили его подальше от
дома, к той самой ели, за которой подруги совсем недавно прятались, осматривая
Оксанин дом. Под этой елью, на пригорке, усеянном хвоей, они устроились
поудобнее.
Из окон Оксаниной развалюхи уже вырывались огромные языки
пламени, и кто-то из деревенских жителей заметил пожар, во всяком случае,
послышались истошные женские крики.
Ирина осмотрела художника. У него на затылке была
здоровенная ссадина, и густые седоватые волосы испачканы кровью в том месте,
где его ударил злодей в кожаной куртке.
