Книга Скелет в шкафу, страница 9. Автор книги Галина Щербакова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Скелет в шкафу»

Cтраница 9

– Не пойду, – твердо пообещал Юрай. – Я ж не знал, что у вас тут такие места…

– Теперь знай, – назидательно произнесла Кравцова. – А я ей говорила: не ходи к собаке, ну закопала – и забудь. Она же мне глупости в ответ: «Мой беби меня ждет». Дождался… Может, она с ним жила, как ты думаешь? Некоторые живут с животными.

– Да бросьте! – почему-то оскорбился за Ольгу Юрай. – Случается, конечно, но это редкая патология…

– Нашего народу много, – философски ответила Кравцова. – У нас даже если редко, все равно в большом количестве получается. Это нам про себя надо знать.

«Она права, – думал Юрай, возвращаясь домой. – Мы страна больших количеств. Наши малости – ого-го! Их бояться надо… Количественный мы народ, количественный…»

«Странная женщина, эта Кравцова, – думал Юрай. – Непонятно, сколько ей лет. Пятьдесят или семьдесят? Временами совсем старуха. А вот заговорила страстно про негожее место, и подумалось, что сила в женщине не истощилась, что изнутри она куда моложе и горячее».

Это ненужное ему открытие повело его опять к могиле собачки, а не домой, до которого было уже рукой подать. Непостижимая логика наших чувствований и разумений толкнула Юрая назад, потому что он понял: негоже оставлять на земле какую-никакую улику. Надо взять: старую пачку от папирос, чтобы убедиться окончательно, что она старая.

Но пачки не было. А когда он своим небыстрым ходом подходил туда, где она была, то явственно слышал, как смачно хрустнули ветки от тяжелого хода там, где уже вовсю должен был начинаться лес.

Вечером у него подскочила температура, а Нелка именно в этот день решила остаться в Москве, «чтоб помыться по-человечески». Юрая аж взбрасывало на кровати, такой был озноб. К середине ночи он просто стал терять сознание, и тут пришла Кравцова. Юрай плохо видел и плохо соображал, а женщина поила его каким-то питьем, натирала чем-то его виски, палила какие-то свечки. К утру он уснул, а Кравцова еще долго сидела на крыльце, глядя на сереющее небо, и думала, что не будь у этого парня зажженных окон, она бы и не сообразила, что он помереть может. А так – обратила внимание. И как после этого не верить в судьбу? Именно в этот день не приехала его жена, именно в этот день он поперся на «черное место», а после этого – Богу-то слава! – зашел к ней, а она после этого все думала – минет его беда или не минет? Думала и смотрела в его окна, а они все горят и горят, горят и горят. Вот пришла и, слава, слава богу, ухватила, что называется, за кусок рубахи. Еще чуть-чуть, и ушел бы мужичок в неведомые края, а почему – так бы никто и не узнал. Под утро Кравцова людей всегда жалела. Стоило их какое-то время не видеть, и отступало постоянное неприятие людской природы, которая Кравцовой не нравилась настолько, что она не считала нужным это скрывать. Счастье Юрая было в том, что он заболел с ночи. В то самое время, когда ночная женщина Кравцова теплела душой.

Утром Юрай проснулся мокрый как гусенок и абсолютно здоровый. В комнате чудно пахло, и было странное ощущение, будто его хорошим душистым мылом вымыли изнутри, он как бы лучше слышал и видел, воздух, входя в него, достигал каких-то немыслимых глубин и дальностей, живот был втянутым и плоским, как в его четырнадцать-пятнадцать лет. Хотелось есть. Безумно хотелось есть.

Открылась дверь, и появилась Кравцова.

– Тебе сейчас нужна манная каша, – сказала она, и тут он вспомнил, что ее руки с ним что-то делали ночью и ему было почему-то плохо от одного этого воспоминания.

– Не думай, – сказала Кравцова. – Не возвращайся туда. Ешь кашу…

Юрай ел жадно, но и смущаясь этого. Проходила оглушительность внутренней чистоты, но он возвращался, хотя чуть было не кончился вовсе…

– У меня, говорят, в детстве были такие температурные приступы, – объяснил Юрай. – Меня вылечила бабка. Мама пошла на это и имела неприятности на работе.

– Ну, считай, я тоже бабка, – усмехнулась Кравцова. – Только это у тебя не детское. Другое…

Она поджала губы и смотрела на Юрая, ожидая, что он сам все поймет и скажет.

Но Юрая занимало не это. Его занимала гостья-спасительница, причудливо вплетенная в семью режиссера Красицкого. С какого боку? Почему? По закону соседства? Не тот случай… Вчера она рассказала ему, что тоже кого-то спасла в их семье… Чертова манная каша, от нее не оторваться, но с ней уходит божественная ясность промытого пробуждения.

– Черт знает что! – воскликнул Юрай. – Я был как новенький. А от вашей каши стал абсолютно вчерашний.

– Ну и слава богу! – сказала Кравцова. – Ничего плохого в этом нет.

– Но у меня были ответы на все вопросы, а сейчас – как всегда. Одни вопросы.

– Разберешься! – бросила Кравцова. – Это умершие знают все, а ты, слава богу, еще живой! И тебе все знать не положено.

Кравцова ушла, а Юрай подумал, что если писать роман, то уже все фигуры, считай, расставлены. Криминальный аборт – он его кончит смертью, медсестра, которая сядет за это в тюрьму. Представилась Тася на скамье подсудимых, затюканная, с плохо промытыми волосами, висящими абы как, а супротив нее импозантные Красицкие в своем горе и в своей силе. Нет, Тасю надо будет спасать, тем более, что все будут на ее стороне. И никто… Никто и не вспомнит в зале несчастную Светку. Здесь будет происходить классовая борьба, а народ судов изначально знает, кто виноват. Смерть из игры выйдет – это нам пара пустяков о ней забыть и встать на сторону убивающего, потому что на нем костюмчика, который сидит, нету, а на Ольге он нарисует отвращающе красивый наряд, чтобы гневу супротив классового врага было больше.

Ах, ходить бы нам всем в лохмотьях да опорках! Куда как пуще любили бы мы друг друга!

Но потом стало стыдно. Ведь и Ольги уже нет, о каком костюмчике думает его голова? И Светки нет, хотя аборт тут был ни при чем. А вот при чем была Тася? С чего это она взялась за такое дело? Хотя что он о ней знает? Вообще мысли его посещают не плодотворные, не романные, так, для очерка нравов. Но как же глупо в наше разлюли свободное время идти на подпольный аборт? Дичь какая-то… Но нету дурочки, чтоб задать ей этот вопрос. И, в сущности, все вопросы закрыты. Разве что кроме одного: что за таинственная дама наведывалась ночью к Красицким?

Надо об этом сообщить хозяину дачи, но он, говорят, плох, куда ему еще дурные вести?


Однажды ночью Юрай проснулся от странной не то мысли, не то острого воспоминания, что ему известно нечто важное. Знание как бы прошло по комнате, коснулось лба, и касание было ему знакомым. Он не сумел его остановить, вернуть, рассмотреть, просто касание – и пронзительное ощущение истины.

«Меня чуть-чуть не добили до кондиции, – думал Юрай, – еще немного, и я стал бы видеть человеческие внутренности, взял бы патент и жил припеваючи, рассматривая осклизлые и сизые человеческие потроха. Цены бы мне не было…»

Сон, естественно, кончился, пришлось осторожненько, чтобы не разбудить Нелку, встать и выйти во двор. Было тепло, звездно, и во дворе Красицких под полной луной у куста сирени стояла женщина. Она просто стояла и смотрела на дом, и в этой позе были покой и достоинство, но Юрай ее спугнул своим тяжелым и громким сходом со ступенек, она повернула голову в его сторону и тихо ушла в темноту.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация