Мир четко поделился надвое. У одних отмерла нижняя часть, у других – верхняя. Но все в полном порядке! Живут, как целенькие!
Пошла к стереосистеме. Нежно оглядела ее. Вздрогнула. Идет к двери. Открывает замки, за дверью – Кубич.
ЭЛЬЗА (испуганно). Ой!
КУБИЧ (смеется). Это всего лишь я…
ЭЛЬЗА (быстро). Я в химчистку…
КУБИЧ. А я к вам… Ольга Николаевна проснулась?
ЭЛЬЗА. Ей рано. Но вы заходите…
КУБИЧ. Эльза! Милая! Идите в химчистку. (На секунду перехватывает ее за сумку.) Ух ты! Что чистите? Фамильное серебро?
ЭЛЬЗА. Набирается по мелочи… Так я пойду?
КУБИЧ. Естественно. Я тут посижу… Полистаю журнальчики…
ЭЛЬЗА (раздумывая). Даже не знаю… Сварить вам кофе?
КУБИЧ. Ни за что! Эльза, идите! Идите себе, идите.
ЭЛЬЗА. Ладно. Она скоро встанет. Правда, она не любит, чтобы кто-то был чужой дома, когда она просыпается…
КУБИЧ. Как интересно! Какие прихоти…
ЭЛЬЗА. Но не гнать же мне вас?
КУБИЧ. Действительно.
ЭЛЬЗА. Старик прикатится – гоните в шею. Он по утрам агрессивный.
КУБИЧ. Справлюсь.
ЭЛЬЗА. Но он уже всех на сегодня расстрелял. Теперь будет спать, как младенец…
КУБИЧ. А что, Эльза, после убийств хорошо спится?
ЭЛЬЗА. Хороший вопрос. Все спят со снотворным, а может, просто надо кого-то расстрелять?
Оба смеются. Эльза махнула рукой и ушла. Кубич ходит по холлу. Подошел к голове, вертит ее. Положил ее набок. Подошел к стереосистеме. Включил один магнитофон. Голос Пашенной: «Прими порошок, Сергей». Выключил. Засмеялся. Включил другой. Голос Бирман: «Прими порошок, Сергей». На третьем магнитофоне голос Чуриковой. Кубич включает три магнитофона сразу, слушает, какой получается эффект. Из глубины квартиры идет полуголая Крюкова. Не видит Кубича.
КРЮКОВА. Тысячу раз говорила. Не трогайте! Идиоты…
Выключила магнитофоны. Подошла к зеркалу. Рассматривает себя по частям. Отдельно ногу, отдельно руку. Увидела в зеркале Кубича. Разговаривает с ним, зеркальным.
Ничего себе! Откуда вы?
КУБИЧ. Дожидаюсь.
КРЮКОВА. Вечером – вы. Утром – вы. (Удовлетворенно.) Вы меня преследуете?
КУБИЧ. Скажем так.
КРЮКОВА. Вы будто в зеркале. Это так романтично… Так ни на что не похоже. Между прочим, вы в зеркале гораздо интересней.
КУБИЧ. У меня же двойное удовольствие. Я вижу вас сразу двух…
КРЮКОВА (спохватившись). О Господи! Я же почти голая…
КУБИЧ (смеется). Ну и что?
КРЮКОВА. Я сейчас! (Она убегает и возвращается в халате до пят.) Я утром плохо соображаю. Я до сих пор не соображу, как вы тут оказались? Я понимаю, пришли… Но Сергей в это время уже уезжает… А Эльза? Где Эльза?
КУБИЧ. В химчистке. Ольга Николаевна! Мне нужны вы. Без Сергея. Без Эльзы.
КРЮКОВА. Кубич! Я верная жена, говорю это сразу…
КУБИЧ. Сегодня это, как никогда, важно…
КРЮКОВА. Это всегда важно, Кубич… Мы утратили первичные святые понятия… Мы стали забывать, что верность и доброта даны нам не просто так, что они – соль соли…
Тут происходит следующее: Крюкова начинает говорить не своим голосом. Это в ней всегда. Два-три слова от себя, а потом из нее, как из дырявого мешка, начинают вылезать все сыгранные ею роли. Это звучит очень фальшиво, нелепо, порой даже стыдно, во всяком случае, Кубич свои темные очки прикрывает ладонью. Из Крюковой все прет поток слышанных, заученных, чужих слов, которыми она упивается.
Ах, Кубич! Кубич! Как вы могли подумать? Как? Что, достаточно застать меня врасплох, и все? Кубич, что с вами? Разве вы не друг Сергея?
КУБИЧ. Амиго, амиго… Потому я и пришел…
КРЮКОВА. Кубич! Не изворачивайтесь.
КУБИЧ. Ольга Николаевна! В этот самый момент… (посмотрел на часы), нет, через семь минут… Крюкова снимут с работы. Люди с этой миссией уже там… Мы вместе ехали… Я – к вам, они – туда…
КРЮКОВА. Какие люди, дурачок? Как это можно снять Крюкова? Кто это может сделать вообще? Кубич! Вы сумасшедший. Я как увидела вас в зеркале… (Она подошла к зеркалу и стала смотреть в зеркало на него.) Кубич! Я сейчас вызову доктора. Как интересно. В зеркале все точнее… Вы бледный… У вас дрожит кадык… Снимите очки! Я уверена, что у вас больные, безумные глаза.
КУБИЧ. У вас времени – день. На все про все…
КРЮКОВА. Снимите очки!
КУБИЧ. Всего день… Вечером… Уже вечером… Ольга Николаевна! Его вообще…
КРЮКОВА (хохочет). Кубич! Это пьеса. Чудный сюжет. Всего один день… Что я должна делать, Кубич? Кто я? Флория Тоска? О, какая пьеса! (Она театрально оглядывает холл, будто примеряя на себя будущую роль, и вдруг начинает видеть то, что не видела раньше.) Страшно… Ощущение неполноты… Как будто что-то отсюда унесли… Нет, будто все на месте. Магнитофоны… (Видит голову.) Ой! Почему мой божественный Моцарт на боку?
КУБИЧ. Это Моцарт?
КРЮКОВА (ставит голову). Для меня – Моцарт. Видите, какой у меня глаз? Я заметила сразу нарушение гармонии… Я восприняла это как потерю… Как отсутствие чего-то…
КУБИЧ. Правильно заметили… Я попрошу вас – обострите не только свой взгляд, но и слух… Услышьте, что я вам сказал…
КРЮКОВА. Я помню… Вы пороли чушь… Крюков – депутат. Член бюро. Его нельзя снять с работы. Он не на таком месте…
КУБИЧ. Бывает… Случается… Вы хотите, чтоб я вам помог?
КРЮКОВА (набирает номер телефона). Сережа! Ты у себя?
ГОЛОС КРЮКОВА. Да.
КРЮКОВА (смеется). Что и требовалось доказать. У тебя все тип-топ?
Телефон молчит.
Сережа! Все в порядке?
Слышно, как где-то кладется трубка. Крюкова набирает номер снова. Кубич берет ее за руку.
КУБИЧ. Шоферы и домработницы соображают быстрее. Ваш Толик уже вчера не захотел за вами ехать. Я привез вас из театра. Было – не было?
КРЮКОВА. Вы сказали, что он сломался…
КУБИЧ. Я соврал.
КРЮКОВА. Постойте! Вот тут стояла вазочка… Такой трилистничек… Богемский хрусталь…
КУБИЧ. Все. Я ухожу. Запомните. В тот день приходил Кубич. Хотел помочь.
Идет к двери. Открывает один за другим засовы. Делает это медленно. Ждет.
КРЮКОВА. А вот тут у меня была сигаретница… Смешная такая. Нажмешь пимпочку – выскакивает гробик… Маленький такой, прозрачный… С золоченым крестиком. А в гробике на беленькой подушечке сигаретка с фильтром как головкой. И ручки сделаны. Сигаретка лежит, ручки сложила.
