— Вообще-то я — не Екатерина Михайловна, —
возразила Ирина, — я её подруга, моя фамилия Снегирёва. А Екатерина
Михайловна — вот… — и она широким жестом указала на Катю, которая пыталась
встать, опираясь на одного из многочисленных африканских божков.
— Ах вот как! — с лёгким смущением проговорил
следователь и привычным жестом подкрутил кончики усов.
Ирина сообразила, откуда эти усы: они явно позаимствованы у
Эркюля Пуаро, знаменитого сыщика из романов Агаты Кристи…
— Ах вот как! А почему она лежит в таком неудобном
месте? — И сыщик приблизился к Кате.
Тут же с ним произошло что-то непонятное: на лице выступили
малиновые пятна, руки задрожали, Василий Иванович попятился и неожиданно
изменившимся голосом проговорил:
— Здра… здравствуйте, Екатерина Михайловна! Что с вами?
Он снова козликом подскочил к ней и наклонился, чтобы помочь
подняться, но вместо этого задел африканский щит из кожи гиппопотама. Огромный
щит с грохотом свалился на пол. Василий Иванович ещё больше покраснел. Катя тем
временем поднялась на ноги без посторонней помощи и смотрела на странного
посетителя, широко открыв глаза.
Василий Иванович снова попятился и странно замахал руками.
Все эти манипуляции показались Ирине настолько подозрительными, что она
протянула руку и попросила:
— Можно взглянуть на ваше удостоверение?
— Да-да, пожалуйста! — невнимательно ответил
следователь, не сводя глаз с Кати, и подал Ирине свою служебную книжечку.
«Килькин Василий Иванович, — прочла Ирина, —
старший следователь…»
Она пожала плечами, несколько успокоившись.
— Костикова! — вдруг выкрикнул следователь куда-то
в сторону лестницы.
В квартиру тотчас вбежала невысокая коренастая девушка в
джинсах и кожаной куртке, с двумя крысиными хвостиками волос. Преданно глядя на
следователя, девушка спросила:
— Василий Иванович, записывать?
При этом в её руках возник маленький диктофон.
— Нет, Костикова, трубку!
Диктофон тотчас исчез, и вместо него в руках у девушки
оказался красивый замшевый кисет. Следователь перевёл дыхание, достал из кисета
тёмную короткую трубку и спросил Катю:
— Вы позволите?
— Да-да, конечно, — растерянно разрешила Катя.
«Ага, — подумала Ирина, — трубку курит! Ещё и
комиссар Мегре, все знаменитые сыщики в одном флаконе!»
Следователь раскурил трубку и несколько успокоился, однако
по-прежнему не сводил глаз с Катерины.
Катя приблизилась к нему и взволнованным голосом спросила:
— А где… она?
— Кто она? — переспросил Василий Иванович
заинтересованно.
— Дело в том… — попыталась объяснить Ирина, — что
буквально за минуту до вашего звонка в квартиру позвонила… какая-то женщина, и
Кате… Екатерине Михайловне показалось, что она… очень напоминает покойную… то
есть пострадавшую… или как это у вас называют — потерпевшую… в общем, Ирину
Сергеевну из четырнадцатой квартиры!
С трудом выговорив эти невозможные слова, Ирина неожиданно
успокоилась. Произнесённые вслух, они показались настолько глупыми и
невозможными, что сразу сделалось невозможным и само странное происшествие,
Ирина сразу уверилась, что появление таинственной женщины было не больше чем
галлюцинацией. Правда, у них с Катей была одна галлюцинация на двоих, а это уже
как-то странно… кажется, коллективных галлюцинаций не бывает…
— Я не видел никакой женщины, — недовольно ответил
следователь, не поворачиваясь к Ирине и по-прежнему уставившись на Катю. —
А ты, Костикова, никого не заметила?
— Никого, Василий Иванович! — мгновенно
отрапортовала девушка с хвостиками. — Раз уж даже вы не заметили…
— Конечно, конечно, — удовлетворённо проговорил
следователь. — Мимо меня муха не пролетит, таракан не проскочит… это я так
спросил, на всякий случай… вот, кстати, запиши!
В руках Костиковой тут же появился диктофон, и следователь
хорошо поставленным голосом произнёс:
— Тщательный осмотр места преступления — это основа
всякого качественного расследования!
— Как это точно! — едва слышно прошептала
Костикова, поднося диктофон поближе к своему шефу.
— Вот именно поэтому, — закончил Василий Иванович,
подняв палец, — именно поэтому я всегда лично осматриваюсь на месте, не
полагаясь на донесения оперативных работников!
Он вытащил изо рта трубку и, взмахнув ею, как лектор
указкой, широким жестом обвёл прихожую, увешанную африканскими редкостями:
— Например, увидев все эти предметы, ежедневно
окружавшие нашего главного подозреваемого, я могу гораздо лучше представить
себе его внутренний мир, проникнуть, так сказать, под его черепную коробку…
исключительно в переносном, разумеется, смысле, а не в том прямом, в каком он
проник под черепную коробку потерпевшей…
— Как это тонко! — восторженно воскликнула
Костикова и вдруг разочарованно добавила:
— Василий Иванович, вы не могли бы повторить последнюю
фразу? Для истории, для потомков… а то у меня кассета кончилась!
— Ну, если для потомков! — снисходительно
улыбнулся следователь.
Он снова взмахнул рукой с зажатой в ней трубкой, при этом
задел ритуальную маску шамана племени моей. Маска с грохотом свалилась на
сигнальный барабан ватусси, тот покачнулся и упал Кате на ногу.
— Екатерина Михайловна! — испуганно воскликнул
следователь и бросился к Кате. — Вы не ушиблись? Как ты неловка,
Костикова, — попенял он своей ни в чем не повинной помощнице, убедившись,
что Катя не пострадала. — Ты могла нанести увечье такой женщине, такой
необыкновенной женщине! Екатерина Михайловна, вы точно не пострадали?
Ещё раз удостоверившись, что Катерина в полном порядке, он
вернулся на прежнее место и продолжил:
— Итак, увидев все эти опасные, я не побоюсь этого
слова — смертоносные предметы, я понял подоплёку вчерашнего преступления.
Следователь сделал паузу, подкрутил кончики усов и
продолжил:
— Подозреваемый, — обратите внимание, я не
сомневаюсь в его виновности, но в соответствии с буквой закона он для меня все
ещё только подозреваемый, — так вот, подозреваемый каждый день видит
вокруг себя все эти ужасные вещи, эти орудия и инструменты смерти, и понемногу
мысль об убийстве проникает в его сознание… известно ведь, что если в первом
действии спектакля на стене висит ружьё, то в последнем оно выстрелит! А если в
первом действии этого спектакля на стене висел остро отточенный топор, то в
последнем действии он и опустился на голову несчастной, ни в чем не повинной
жертвы!
Костикова зааплодировала, при этом едва не выронив диктофон,
что вызвало недовольный взгляд шефа.
